Юность Остапа, или Записки Коли Остен-Бакена. Михаил Башкиров

к очередным тяжелым дверям с витыми ручками.

      Первым выгружался, мрачно глядя перед собой я, с Салтыковым-Щедриным у груди. Михаил Евграфович, надежно укутанный крепом, терпеливо изображал Льва Николаевича.

      Остап же энергичным шагом, выждав паузу, врывался в скопление осознающих непоправимую потерю людей, может быть, даже никогда в жизни и не читавших ни одной гениальной страницы.

      – Как известно, Лев Николаевич Толстой, титан пера, не откушивал мяса! Он не потреблял ни бифштексы, ни колбасы, ни грудинку, ни люля-кебабы, ни печеночные гусиные паштеты, ни зернистую черную икру, ни глазунью со свиным в прожилочках, салом, ни тефтели под томатным соусом, ни запеченную под майонезом «провансаль» баранину, ни холодные говяжьи языки…

      Внимающая изобильной речи аудитория начинала страдать от избытка желудочного сока – и тогда Остап переключался на главную часть программы:

      – Ради простого трудового народа, ради интеллигенции (тут командор начинал перечисление сословия, доминирующего в зале), ради чистой совести и спокойного сердца граф питался исключительно овсяной, без масла и сахара, кашей и жидким чаем.

      Скорбящий народ, раскочегаренный кулинарной частью, готов был что угодно отдать за ломтик ветчины.

      – Так компенсируем великому старцу вынужденное недоедание мясопродуктов – венком! И пусть эхо от этого замечательнейшего рукотворного отклика пройдет по всей Руси великой, и пусть ваш, господа, венок затмит все другие венки!

      После этих слов я начинал обход благодатной нивы.

      Под Михаила Евграфовича, то бишь Льва Николаевича давали споро и щедро, без всяких проволочек и списков.

      А Остап с представителями мудро обсуждал надпись на ленте венка, должного поразить всю мыслящую – и не очень – Расею.

      Таким манером, в ураганном темпе, мы с Бендером наскребли деньжат – ни много ни мало, а на двадцать пять перворазрядных венков.

      Остап решил, что для аферы хватит и одного венка на всех.

      У лучших мастеров Остап заказал прекраснейший, в рост среднего человека, пышный, как вдовушка, и шикарный, как женщина легкого поведения, венок, присовокупив к нему набор соответствующих лент с заранее согласованными надписями.

      Перед отправлением венка в Ясную Поляну мы провезли его на пролетке по всем необходимым местам, чтобы взволнованные и благодарные люди увидели воочию жар своих добрых душ.

      Главный фокус состоял в замене лент от скорбящих читателей.

      На меня и была возложена эта самая ответственная процедура, которая происходила в момент перемещения к следующей точке.

      И вот я – то ли притомившись, то ли одурев от предпохоронных скачек – дал маху.

      Присобачил перед визитом к купчишкам – самым щедрым дарителям – не ту надпись.

      Торжествующий, упоенный восхищением благодарной гильдии, Остап вдруг обнаруживает на представленном к обозрению венке скорбный перл: «Величайшему врачевателю душ, неутомимому обнажителю язв и бичевателю пороков от акушеров-гинекологов, патологоанатомов и гнойной хирургии первой городской