Хамсин, или Одиссея Изи Резника. Марк Рабинович

бессилия.

      – Хайнт мейн лебен из торн ин цвей. Ауф "эйдер" аун "нох" – сказал он.

      Англичанин недоуменно посмотрел на него:

      – Простите, но я не говорю по-еврейски.

      На идиш я тоже почти не говорю, но благодаря знанию немецкого, приобретенному за два года на фронте, мне удалось понять эту несложную фразу.

      – Сегодня моя жизнь разорвалась на две части. На «до» и «после» – перевел я.

      Капитану было явно не до нас, но бдительности он не потерял.

      – Вас, товарищ Мессинг, я попросил бы говорить по-русски! – потребовал он.

      – Я тут себе подумал было, что с такой фамилией можно-таки немножечко знать идиш.

      Мне несомненно импонировало бесстрашие Вольфа Григорьевича, который то ли издевался над особистом, пародируя местечковый говор, то ли действительно говорил с сильным еврейским акцентом. Британского офицера звали Натан Розенфельд, был он молод, ненамного старше меня, и ничего еврейского в его лице я не заметил. Хотя, фамилия действительно не совсем английская.

      – В нашей еврейской семье только мой дед знает идиш – подтвердил англичанин подозрения Мессинга – Вот такая у нас в Йоркшире ассимиляция.

      – Нацистов ассимиляция не смущала – проворчал Мессинг после моего перевода – Не хочу вас пугать, молодой человек, но не было ли в тех рвах ваших родственников?

      Опять мне пришлось переводить…

      – Были – неожиданно сказал Розенфельд – Были!

      И, в ответ на невысказанный нами всеми вопрос, добавил сквозь зубы:

      – Все они там – мои родственники!

      …И не оглядываясь пошел к машине.

      – У этого молодого человека еще не зачерствело сердце – задумчиво пробормотал Мессинг.

      Он сказал это опять на идиш, но капитан не стал его поправлять, наверное понял.

      Вена, февраль 1947

      … – Хайнт мейн лебен из торн ин цвей. Ауф "эйдер" аун "нох" – повторил я.

      Что-то такое отразилось наверное на моем лице, потому что взгляд Алоиза потеплел.

      – Ты видел – медленно протянул он.

      – А ты Алоиз, был там как коммунист или как еврей? – не унимался инженер-капитан.

      – Коммунист? Я никогда не был коммунистом. Раньше, еще задолго до Аншлюса, я был социалистом, а теперь я любитель свежего воздуха. Правда, евреем я был всегда, вот и получил по совокупности.

      – Так Гитлер тоже вроде был социалистом? – брякнул я то, чему нас учили на политзанятиях.

      Но Алоиз не обиделся.

      – Вы, Изя, напрасно верите вывескам – усмехнулся он.

      – Точно! Вот у нас в Жмеринке бил-таки один моэль… – Матвеев не очень убедительно попытался изобразить местечковый акцент – …так у него на вывеске были часы нарисованы. Как-то его спросили, почему реклама не соответствует продукту. И что ви думаете, он ответил?

      – "А что по вашему мне следовало нарисовать?" – я уже много раз слышал этот анекдот.

      – Изя, а ведь у тебя