Гнилое яблоко. Литтмегалина

и сотни пролитых на нее чашек кофе, никого не было.

      – Эй, – крикнул Отум, – выйдет кто?

      Мы стояли и ждали. Наконец послышался шум за перегородкой, отделяющей служебные помещения от прилавка. Появился толстяк в белой мятой майке и синих трусах. Вид у него был заспанный, на рыхлой щеке отпечатались складки подушки.

      – Чего орете? – осведомился он.

      Отум взял с прилавка меню и полистал его с безразличным видом.

      – Щас вот, – сказал толстяк. – Вот всех подыму ради тройки таких сопляков.

      Отум отреагировал невозмутимо. Он вышел на улицу и посмотрел на вывеску.

      – На вывеске написано, что вы открыты с пяти утра, – вернувшись, сообщил он. – На часах, висящих на стене позади вас, 5:15. Сопоставьте данные.

      – Щас, – повторил толстяк. – Был бы кто позначительнее, мы бы открылись в пять утра. Но для вас выбор только между ждать и валить отсюда. Денег у вас все равно десять ровенов на троих.

      – Сколько ждать? – уточнил Отум неожиданно спокойно.

      – До семи.

      – До шести, – гипервежливым тоном поправил Отум.

      – Слушай меня… – начал толстяк, наваливаясь на прилавок.

      – До шести, – повторил Отум с внятной угрозой, и я услышал в его голосе хорошо знакомое «здесь все мое, а ваше – только обязанность мне подчиняться».

      Толстяк запыхтел. У него тоже были представления о гордости. Он хотел что-то возразить, но передумал, глянув в непроницаемое лицо Отума. Только сказал:

      – Ладно, – и удалился, тяжело ступая.

      Мы увидели, что его растянутые трусы порваны на заднице, и ткань свисает клинышком.

      – Жирный мешок с дерьмом, – не приглушая голоса, прокомментировал Отум.

      – Мягче. Он может позвонить в полицию, – чуть слышно напомнил Миико, коснувшись лица Отума робким взглядом.

      – Я и так был мягок, как крем. Бросай трястись. Он не позвонит. Хочешь, пошли. Там дождь как раз зарядил по полной. И кто-то ныл, что устал. Не я.

      Миико бессильно кивнул. Я со злостью посмотрел на Отума. Он потянулся через прилавок и включил маленькое красное радио возле кассового аппарата. Оно заорало вовсю, вдарив по нашим барабанным перепонкам, и Отум быстро подкрутил регулятор громкости.

      – Чего застыли? – спросил Отум, выдвигая пластиковый стул возле одного из столиков и плюхаясь на него. Свой мокрый рюкзак он бросил перед собой на стол.

      Я занял место напротив Отума. Затем сел и Миико, придвинув стул ближе ко мне, что я отметил с затаенным ликованием. Было так приятно вытянуть усталые ноги и наконец немного согреться. Миико вздохнул, закрывая глаза, и почти сразу я почувствовал взгляд Отума на своем лице – неприятное ощущение, словно что-то скользкое поползло по щеке. Я поднял голову и враждебно (менее враждебно, чем мне бы хотелось) уставился на него. Отум усмехнулся, и я почувствовал себя неудачником. Это была игра на выносливость, но я не успел разобраться в ее правилах и проиграл.

      Я отвернулся и посмотрел на серые плитки пола. Скомканная салфетка, застрявшая под ножкой соседнего столика,