Женщина Антарктида. Оганес Григорьевич Мартиросян

неприятности, годы.

      Твоей голове предназначены роды,

      чтоб нового бога она родила.

      Куда бы дорога тебя не вела,

      ты помни и знай: никому не завидуй

      и тайны своей человеку не выдай,

      пойми, никого на земле не любя,

      что бог – это зеркало лишь для тебя.

      * * *

      Поэт гораздо выше, чем прозаик.

      Вон стекла у трамвая из мозаик,

      мороз их разукрасил, застелил.

      Шагают трупы, выйдя из могил.

      Над городом проносятся вороны.

      На ужин огурцы и макароны,

      томаты, шампиньоны и редис.

      Товарищ, к переменам приглядись:

      в России стало меньше попрошаек.

      Из детских рук выскальзывает шарик,

      летя туда, где облако стоит.

      Гуляет на проспекте индивид.

      А на балконах сохнут сотни маек.

      А из трубы идет на небо дым.

      С самим собой в футбол играет Аек -

      с противником безжалостным своим.

      Поэт гораздо выше, чем прозаик.

      Поэтому он молнией любим.

      * * *

      В Тбилиси ясно, солнечно, тепло.

      Повсюду понатыканы хрущевки.

      "Куда ты едешь?" – "В горное село", -

      быки сцепились возле остановки,

      борясь за право первому входить

      в тоннель ползущей к вечности дороги.

      Ведет иголку за собою нить.

      Взмывают в небо Голубые роги,

      чтоб там их осушил до дна поэт,

      трагически родившийся Яшвили.

      Под вечер разряжается планшет.

      В тени покрытых мраком бугенвиллий

      бежит и спотыкается река,

      протаптывая водами изгибы.

      Тревожит ноздри запах шашлыка.

      Срываются две каменные глыбы,

      которые роняет снежный пик.

      А ты, Печорин, покидая Мери,

      лети туда, где Грузия – тупик,

      поскольку в ней распахнуты все двери.

      * * *

      Тринадцать тысяч лет в борьбе.

      Мы все от господа устали.

      Зовет вселенная к себе

      через открытые порталы.

      Они пока что не видны,

      запрещены и недоступны.

      У нас играли в эти дни

      на площадях центральных бубны.

      Плясал под музыку народ,

      смеясь, безмолвствуя и плача.

      Нас ждет падение – полет

      и невезение – удача.

      Не зря колотится в груди

      сорокаградусное сердце.

      Идут над городом дожди,

      как Чернышевский или Герцен.

      Одним движением руки

      со стен уборщица стирает,

      что умирают старики,

      а молодежь не умирает.

      Что продолжается война

      меж тем, что есть, и тем, что будет.

      В центральном парке тишина.

      Повсюду памятники Будде.

      В руках ребенка по ежу.

      В лучах последнего заката

      я самому себе твержу:

      "Планета космосом объята.

      Ее удерживает бог,

      иначе он лишится места.

      Мое сознание – Ван Гог,

      пожар,