Рука Одиночества. Николай Константинович Дитятин

не выберешься, если Девел этого не захочет. Так что пошли, прогуляемся. Стоять тут бесполезно.

      Бесполезно, – повторил Никас про себя. Бесполезно. Что ж, мачо прав. Если все это наваждение, то, рано или поздно, я приду в себя. Нужно следить за тем, что происходит вокруг. Возможно, мое больное сознание пытается что-то сказать мне. Кроме того, профессионал я, или нет? Пешие путешествия по незнакомым местам: разве не это моя жизнь? Разве не этого я хотел совсем недавно?

      Он снова последовал за сущностями. Что-то еще не давало ему покоя. Ухваченная ранее реплика.

      – Вы упоминали какую-то Максиме. Кто это?

      – И зря упоминали! – крякнул прим. – Не бери в голову. Со временем узнаешь, но не от меня. Я не хочу об этом говорить.

      Никас поворчал, но решил, что у него и так уже голова кружится. Нужно откусывать от этого пирога с неприятностями кусочки поменьше.

      – Ты не думай, Девел не просто так тебя оставил, – сказал вдруг Альфа. – Он, стрелять, ударил, когда смог. А за себя не бойся. Тебя они даже тронуть не смогут, потому что ты из Материи, понимаешь? Выдуманные пули тебе не страшны.

      – Ты в этом уверен? А почему ты крикнул мне лечь на пол?

      – Потому что у меня, стрелять, не было времени объяснить тебе, как все работает. А работает оно так: если ты будешь думать, что идея пули может тебя ранить, то она действительно проделает в тебе дырку. Понимаешь? В Многомирье, ты – существо привилегированное.

      – А как это происходит у вас? – спросил Никас. – Вы можете умереть?

      – Рассредоточиться, – поправил Альфа. – Это как смерть, но на время. Неопределенное. Зависит от того, насколько часто о нас вспоминают. Сильные сущности возрождаются, но уже… Немного другими. Мы можем вообще ничего не помнить из того, что было раньше. Но нас необъяснимо тянет к знакомым местам или сущностям, с которыми мы водили дружбу. Слабые – медленно разлагаются, пока не станут нейтральными страстями.

      – Колесо Сансары, – произнес Никас.

      – Да, между прочим, вы это у нас подсмотрели, стрелять, – заулыбался Альфа. – А в целом, страшнее для нас даже не забвение, если вдруг все люди и образы забудут о нас, а разделение сущности…

      После этих слов, будто только того и ожидая, из Альфы вдруг вырвался какой-то мрачный тип в ковбойской шляпе и рубашке навыпуск. От слабости он упал на асфальт, но тут же вздрогнул всем телом и принялся вырывать застрявшую в Альфе ногу.

      – Клейтон! – воскликнул тот. – А ну назад, сучий сын! Дохловат ты для самостоятельного существования!

      – Ты оступился, Альфа! – дерзко рявкнул Клйтон. – Теперь я сам по себе! Отпусти меня!

      Он принялся вырываться с утроенной силой, загребая пальцами снег. Никас в это время предусмотрительно принял позу человека, увидевшего, как его кошка потрошит пойманного щегла.

      Между двумя образами, тем временем, началась потасовка. Они мутузили друг друга с потрясающей зрелищностью. Если бы их не связывала своеобразная пуповина, роль которой играла правая