Рука Одиночества. Николай Константинович Дитятин

Выла сирена.

      Сорвиголова вскочил, взмахнув полами плаща как крыльями летучей мыши. Дым свернулся вокруг него шелковым коконом.

      – Он наслал проклятие вечной перезарядки! – взвизгнул один из нападающих. – Магазины пусты!

      – Деритесь псы!

      – Куда он делся?!

      – Ничего не вижу!

      Кто-то сдавлено вякнул.

      – Стреляйте! Магазины полны!

      Никас снова стиснул зубы от накатившего грохота. Он почти сразу прекратился, потому-то кто-то заорал:

      – Готов! Я уложил его!

      Послышались быстрые шаги. Кто-то отбросил в сторону столик Никаса. Огромная бесформенная лапа схватила журналиста за горло и подняла над полом.

      Никас завопил от ужаса. Чудовище поглядело на него снизу вверх. Оно было камнем, бронзой и сталью. Грубо выкованным оружием и оружием тонким, словно нить жизни. Оно постоянно менялось, его шкура, серая от окалины, покрытая выбоинами примитивного кузнечного молота, становилось гладкой фантастической броней. Оно щетинилось стволами и лезвиями. Грузное тело раскалялось желтыми пятнами ярости.

      – Это Жертва! – злобно проскрежетало оно. – Этим они надеются защитить себя? Смешно.

      Оно отбросило журналиста, потеряв к нему всякий интерес.

      Никас бросился прочь, перелезая через разорванные кресла. Все вокруг было засыпано обломками и тлеющими клочьями. Стойка напоминала решето, витрины разбиты на мельчайшие осколки. Дым горящей мебели понемногу втягивался в дыры в потолке. Цементная пыль покрывала тела погибших образов. Журналиста никто не преследовал, никто, кроме чудовища, даже не обратил на него внимания.

      Оставшиеся бандиты, штук пять или шесть, столпились в дыму над черной ветошью.

      – Это его плащ! – рыкнул один из них. – Ты изрешетил его плащ, кретин!

      Никас отчаянно соображал. В его голове один за другим, без остановок, проносились скоростные локомотивы. Самой приятной мыслью была та, в которой он ловко удирает отсюда на самое безопасное расстояние, что удастся покрыть. Если б этот паяц дал мне оружие, – думал Аркас свирепея. – Хоть что-нибудь! Хотя бы нож.

      Головорезы, тем временем, затравленно озирались по сторонам. Один из них дико заорал и вдруг исчез, словно вспышка фотоаппарата.

      – Сосредоточьтесь!

      Второго со страшной силой швырнуло в сторону. Кувыркаясь, стрелок вылетел в двери и сшиб заправщика. Вместе они заскользили в бензине, слабо вскрикивая.

      – Стреляйте во все стороны! – взревело чудовище. – Искалечьте его! Нарушьте его смысл!

      Хотя бы ножку от стула! – мысленно воскликнул Никас.

      Монстр пошатнулся, скорее от неожиданности. Никас, не давая себе времени засомневаться, ударил еще раз. Панцирь глухо отзывался под ударами. Кашляя от вонючего дыма, Никас нашел в себе силы ударить врага в третий раз. В район идеи о мужской уникальности. Вряд ли это могло сильно впечатлить существо, состоящее из ярчайших представлений о жестокости, но оно стало пятиться от Никаса как от прокаженного. Аркас страшно зарычал и погрозил