Дело Варнавинского маньяка. Николай Свечин

покладистый, но рассеянный.

      Вдвоем они соорудили на пороге целый крепостной вал из персидской ромашки. Как только бурлаки подымутся на борт, все помещения судна будут мгновенно заполнены «легкой кавалерией» – вшами. Адуи носят их на себе в невероятном количестве.

      Закончив строительство оборонительных рубежей, попутчики отправились в буфет. Там заправлял лысый человек в засаленном фраке и грязной гаврилке[22]. Таким же грязным было все вокруг: скатерти на трех столах, салфетки, приборы, стойка…

      – Еще рано! – заявил лысый, не слушая заказа. – Буфет откроется в одиннадцать, сейчас же нет решительно ничего!

      Не обращая на него внимания, Алексей взял со стойки замызганную карту:

      – Ого! Восемьдесят семь блюд!

      – Не верьте этому, Алексей Николаевич, – пытался опять замахать руками Панибратов, но вовремя осекся. – Это их старая шутка. Для отвода глаз написано, а на поверку и десяти блюд не наберется!

      Буфетчик пытался вырвать карту, но безуспешно.

      – Цыц! – скомандовал ему Лыков. – Слушать приказ!

      И бросил на прилавок «синенькую». Лысый стразу встрепенулся.

      – Вы позволите вас угостить со знакомством? – вежливо поинтересовался у попутчика Алексей. – Благодарю. Значит, сейчас принесешь во вторую каюту чаю с пирогами и графинчик «вдовьей слезы». Ну и там что полагается к нему: балычок, икорка, артишоки.

      – Последних нет, ваше благородие!

      – Высокоблагородие. Неси, что есть. На стоянке купи еще рыбных пирогов. А на ужин спроворь уху из стерляди.

      – Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Сей же момент самовар поставлю!

      Лыков с Панибратовым вышли на прогулочную площадку между первым и вторым классами. Уже рассвело. По реке неслись в большом количестве пароходы, перебрасываясь, как приветствиями, короткими свистками. Сверху, сколько захватывал взор, сплошной лентой тянулись плоты. Кое-где между ними, словно плавучие острова, возвышались беляны. Аккуратные домики козьмодемьянских обывателей жались по горе, окруженные пышными садами. А у самой воды бурлил, как осиный улей, лагерь бурлаков.

      – Красиво… – прошептал было Амилий Петрович, но тотчас же закашлялся и ушел в каюту. Пришлось и Лыкову вернуться с ним.

      – Вы случаем, извините, не с кумысного лечения возвращаетесь? – спросил сыщик сочувственно.

      – Это так заметно, да? – скривился статистик. – Оттуда. Третий год езжу. У меня горловая чахотка. Говорят, с ней надо в Швейцарию, в горный санаторий. А на какие шиши?! Вот… Кумыс много дешевле, а все одно помирать скоро…

      – Ну, кому когда помирать – это не нам решать, а Богу, – решительно осадил Алексей Амилия Петровича. – А нам – бороться и надеяться. Вы в Крым не ездили? Цены скромные, и воздух в горах не хуже, чем в Швейцарии.

      – Нет, даже не думал об этом, – заинтересованно ответил собравшийся уже помирать статистик. – А это мысль! Правда, там так недорого?

      – Крымские татары берут сущие копейки. И лечебницы уже появились.

      Тут

22

Гаврилка – пристяжная манишка.