Дело Варнавинского маньяка. Николай Свечин

от боли, беспомощно мотая ногами в лаптях; из их карманов горохом посыпалась на палубу мелочь.

      – Дай-ка место, – вполголоса скомандовал Лыков, и толпа послушно расступилась. Он подошел к самому борту, наклонил драчунов над водой, словно малых детей, и душевно осведомился:

      – Помыться не желаете?

      – Пусти… черт… дышать дай… – просипел белобрысый побелевшими губами.

      – Пустить? Это можно. Сейчас руки разожму и отпущу. До Кудемьянска доплывете, а там по новой на пароход сядете. Годится? Дурни стоеросовые!

      Люди вокруг наконец опомнились и загоготали:

      – Ай да барин! Вот это ловко! Поднавяль им ешшо!

      – Да это ж Васька с Фомкой, самый злой народ! За козла на псарне служат. Брось их на хрен в Ветлугу – утонут, так не велика потеря!

      Алексей отступил от леера, еще раз тряхнул пленников. Из кармана долговязого выскочила последняя монета и покатилась по палубе.

      – Ну, что, ребята, простить, что ли, дураков на первый раз?

      – Извини их, добрый человек; оно все от водки! Отпусти с богом.

      Коллежский асессор разжал хват. Бедолаги грохнулись об пол, как два мешка с овсом. Они лежали и жадно хватали воздух губами; Лыков изрядно помял им ребра.

      – Кому еще мелочишку вытрясти?

      Кольцо вокруг сыщика быстро-быстро рассыпалось, бурлаки торопливо начали расходиться.

      – Чтоб тихо у меня! – благодушно сказал им в спины Алексей. – Не шути больше рубля!

      И вернулся в каюту. В окно он видел, как Васька с Фомкой, охая и держась за бока, ползали по палубе и собирали выпавшую мелочь.

      – Вы смелый человек, Алексей Николаевич, – уважительно пробормотал Панибратов. – Никогда не видел, чтобы такую массу пьяных удалось бы усмирить!

      – Да, вы смелый и очень-очень сильный! – затараторила пролезшая к ним в каюту госпожа Самопальщикова. – Я вам так признательна! Весь город узнает о вашем отважном поведении!

      – А вы, Мария Антоновна, тоже хороши! – накинулся на нее Амилий Петрович. – Мало вам показалось прошлого года? Из-за своей фанаберии чуть нас всех под монастырь не подвели. Бурлаков взялись воспитывать! Уж коли выпало ехать вместе с ними, так сидите в каюте и не высовывайтесь до самого Варнавина!

      Завязалась перепалка, которую Лыкову с трудом удалось прекратить предложением выпить чаю. Закусив, сыщик отправился гулять по пароходу. После тряски над бортом все почтительно перед ним расступались. Ругань стихала, некоторые даже снимали шапки (таким Алексей вежливо отвечал тем же). На корме Лыков разговорился с бородачом, заступавшимся за него, – тот оказался съемщиком не из важных. Рассудительный и благоразумный, он глянулся сыщику. Звали бородача Евлампий Рафаилович Рукавицын. Больше часа они разговаривали о лесе, о приемах сплава, о нравах ветлугаев и прочем. Съемщик, коренной житель Варнавина, оказался очень сведущим человеком, и в конце беседы Алексей задал ему вопрос о маньяке.

      – Есть такое дело, – сказал тот, глядя на темную ветлужскую воду. – Балуется