Крест в свечке. Валерий Терехин

скатывающиеся к отмелям холодной волнистой Балтики, помнили викингов, норманнов и древних русичей.

      «На обрыв не поднимусь, там подлесок в паутине, кусты цеплястые. Без резиновых сапогов и в летний день не сунуться, настоящие джунгли… А ещё здесь снимали сериал “Долгая дорога в дюнах”, старый уже фильм. Мне Дёма на день рождения DVD подарил с полной версией, все серии…»

      Она замедляла шаг, ощущала предательскую ломоту в костях, чувствовала как слабеют ноги, но не жалела обувь и маршировала вперёд, не оборачиваясь, всё дальше от вновь зажёгшихся огней неласкового курортного поселка, которых уже не могла увидеть. В шуме волн, ополаскиваемая пенистыми мутными брызгами, неумолимо приближалась к первому едва заметному песчаному гребню, срывала с рук янтарные украшения, подаренные когда-то сыном на день рождения, и зашвыривала их в Балтийское море, всё глубже увязая в зыбучем предательском песке…

12–17.08.2011, Калининградская обл. – 3–9.04.2020, Московская обл.

      Свиноголовые

      Центр города стремительно пустел: последние посетители убегали из летних кафе, растрёпанные официантки в спешке складывали столы и стулья и затаскивали рогатые пластмассовые стопки в застеклённые офисы. Щелкали створы захлопываемых ставен, потрескивали рекламные щиты, и мигали растерянно светофоры, которых уже никто не воспринимал.

      У тяжелоколонного здания горсовета не было ни души. Окна горели лишь на верхних этажах, у входа мерцали сигаретные искорки. Близлежащие тротуары окутала липкая волнующаяся мгла. Прикрывая обветренной ладонью лицо и сжимая в другой руке всё ещё защищавший его зонт, он выбежал к скверу, посеченному рядами колючих, аккуратно остриженных акаций, расходящихся параллельно и перпендикулярно.

      Откуда-то издалека стремительно надвигалась чернота. В её пугающе мрачной слепой тени кто-то, тужась, выхаркивал сиплой пропитой гортанью старую советскую песню про одинокую гармонь. Это и был его последний связной в Запорожье. Бывший запевала гарнизонного клуба пел здесь ежевечерне от сих до сих, невзирая на дождь и слякоть. Он, как и покойный Паша Цеверимов, тоже когда-то служил авиамехаником в давно расформированном Воронцовском авиаполку.

      Скамейка, на которой пыхтел старик, пряталась в укромном углу. Когда приблизился, безголосое пение стихло.

      – П-п-р-ри-в-вет, Яш-ша… Е-есть «Бел-бел-бело-омор» из Мо-о-ос-с-с-квы…

      В темноте послышался облегчённый вздох, и ноздри овеял сивушный перегар.

      – А, сынок, здравствуй… А я думал опять эти, с полудня околачиваются тут, клянчут спички… – Вымокший связной с тревогой всмотрелся в огни горсовета. – И чего вынюхивают?.. Рэкетиры, поди…

      Старик отложил гармонь и вцепился шершавой пятернёй в локоть.

      – Камарова сто пятнадцать… Там тебя ждут. Поторопись, шторм идёт с Крыма, каких не бывало…

      «Улица Камарова, 115. Там теперь точка. Далековато… зато надежно, подальше от любопытных глаз… Скорее, скорее сваливай…»

      Что-то