Глиняные буквы, плывущие яблоки. Сухбат Афлатуни

продажные вещи.

      Мы с Мусой переглянулись. Ничего такого здесь еще неделю назад не замечалось.

      Участковый, прогуливаясь подозрительным взглядом по нашим лицам, сказал:

      – Документы – мне, драгоценности и всё, что звенит, – ей!

      И ткнул своим откормленным пальцем в сторону супруги.

      Муса, который вообще среди нас самый непримиримый борец, возмутился:

      – Искандер-акя, это что такое? Какие документы? Ты, что ли, с моим двоюродным братом со стороны отца в одном классе не учился, тройки вместе с ним не получал? Меня не знаешь, что ли? Какие я драгоценности должен твоей супруге отдавать?

      – Тихо стой! – перебил его Искандер-Участковый. – А то сейчас собаке на тебя доложу, она тебе рот откусит.

      Собака завиляла хвостом. Искандер вытер пот:

      – Не нужны моей жене твои паршивые драгоценности… Инструкция такая! Сдашь государству – через пять минут оно их тебе в личные руки вернет. И другие изделия: ключ-млюч, протез-велосипед… Террористов ждем, понимаешь?

      – Каких террористов?

      – Обыкновенных. Телевизор глазами смотреть надо. В телевизоре – всё сказано.

      – Искандер-акя, ты же умный человек, знаешь, что у нас давно света нет: какой телевизор без света работать согласится?

      – Откуда я знаю, я что тебе – телемастер, что ли? Может, террористы вам телевизор на батарейке подарили, сейчас техника на всё способна… Говорю: инструкция.

      – Искандер-акя, может, кто эту инструкцию писал, с моим братом не учился и к дяде моему, у которого на войне ногу оторвало, гостить не ходил. Но ты же учился и ходил, и меня знаешь, и его вот тоже…

      И Муса показал на меня.

      – А этот молодой человек – кто? – Участковый наконец проявил давно скопившееся любопытство в отношении учителя.

      – Он – наш новый учитель! – крикнули мы с Мусой. – Не слышал разве?

      Собака разлеглась у ног Участкового.

      Хорошо, инструкция есть инструкция.

      Мы мрачно ковырялись в карманах, вытаскивая какой-то металлический мусор, проволоку, гайку… Весь этот позор складывался в миску, которую держала жена Участкового. Бедному Мусе даже пришлось снять металлическое изделие в виде ремня, отчего брюки сразу поехали вниз.

      Голые ноги Мусы, конечно, на конкурс красоты не отправишь.

      – Ханифа-опá! – крикнул Муса, чуть не плача. – Вы бы отвернулись, как женщина!

      – Я теперь Безопасность-опа, – сказала супруга Участкового. – А твои ноги я сто раз видела, когда ты на них в детстве из нашего огорода убегал.

      Ремень, свернувшись позорным червяком, лег в миску.

      Наконец Участковый записал все наши фамилии и стал пропускать по одному через дверной косяк.

      Учитель, который до этого находился в своих мыслях, неожиданно спросил Участкового, показывая на косяк:

      – Извините, акя. Этот… прибор. Вы его уже проверяли, хорошо работает? Я просто хотел сказать, я в столице один раз проходил через это, но оно другое немного было.

      – Так то – в столице! –