Гайдамаки. Наймичка. Музыкант. Близнецы. Художник (сборник). Тарас Шевченко

просила:

      – Батюшка, благословить.

      Батюшка, возвыся глас свой и осеняя барыло крестным знамением, возгласил:

      – Изыди из тебе душе нечистый и вселися в тебе сила Христова и яви чудеса мирови.

      В это время старый Яким подошел к ним, держа в руках на малеваной тарелке свежие большие яблоки.

      Отец Нил, увидя яблоки, сказал:

      – Благ муж, щедряя и дая. Только скажите вы мне, бога ради, Якиме, каким образом вы их сохранили?

      – А вот как покушаете, то тогда и скажу, – говорил Яким, ставя яблоки на ковер.

      – Хорошо, и покушаемо. Да где наш новый школяр? Пускай бы он нас хоть слывянкою попотчевал, – говорил отец Нил, протягивая руку к яблоку.

      В минуту Лукия привела в сад и Марка.

      – А ну-ка, новый школяру, – говорил Яким, смеяся, – попотчуй батюшку слывянкою, а воны тебе когда-нибудь березовою кашею попотчуют.

      – Корень учения горек, – весьма кстати проговорил отец Нил.

      Лукия взяла бочонок, а Марко рюмку, и стали потчевать гостей. Когда поднес Марко рюмку отцу диякону, то тот, принимая рюмку, проговорил:

      – Не упивайтеся вином, в нем же есть блуд.

      – Та блуд-таки, блуд, – скороговоркою сказала Марта, – а вы, отче Елисею, выпыйте еще одну рюмочку нашои слывя– ночки.

      Что отец Елисей и сполнил.

      Сидели они под грушею до самого вечера и слушали отца Нила. А отец Нил договорился до того, что начал выговаривать вместо «пророк Давид» «пророк Демид». А потом все духовенство запело хором «О всепетую мати», потом «Богом избранную мати, деву отроковицу», а потом «О горе мне, грешнику сущу». Тут уже и Яким не утерпел, подтянул-таки тихонько басом.

      – Эх, если бы тимпан и органы или хоч гусли доброглас– ны! – воскликнул отец Нил. – О, тут бы мы воскликнули господеви. А что, не послать ли нам за гуслами?

      – Послать! Послать! – закричали все в один голос.

      – А послать так и послать, – говорил Яким. – Лукие, скажи Сидорови, нехай коней запрягає, я сам поеду. А тым часом, отче Ниле, прошу до господы. И вы, отець Елисей, и вы, – сказал он, обращаясь к причетникам. – На дворе и темно, и холодно.

      И компания отправилась в хату, а что там было в хате, бог его знает. Знаю только, что Яким за гуслами не поехал.

      Клечальное воскресенье продлилося до вторника. Во вторник, уже поснидавши, гости поехали домой, а Яким и Марта, провожая их, весь час жалкувалы, что они не осталися еще на г о д ы н о ч к у, т. е. на два дни.

      В следующее воскресенье рано поутру одели Марка в самый лучший его жупан, засунули ему граматку за пазуху, посадили его на повозку и повезли в село, якобы до церкви. Обманули бедного Марка: они повезли его в школу.

      Лукия хотя и не плакала при расставаньи с сыном, но ей все-таки жаль было расставаться с ним.

      Грустно, неохотно расставалася Лукия с своим сыном, с своею единою утехой, но она не останавливала, не отговаривала, как это делала старая Марта. Марта сквозь слезы выговаривала Якиму:

      – Ну скажи, ну скажи ты мне, где ты видел, чтоб из школы добро вышло? Так, выйдет какой-нибудь