Требуется Баба Яга. Мария Геннадиевна Милюкова

не моргнула.

      Испуг прошел, но меня еще изрядно потряхивало. Переднюю лапу вовсе свело судорогой.

      – С Зараз, что ли будешь? – Пасть прикрылась, но настороженный взгляд никуда не делся.

      – Почему сразу с Зараз?– Я обиженно засопела, вспоминая человеческое селение на востоке.

      – Кличка глупая – «Заяц». А тут что делаешь?

      – Бахнуло.

      Страх вернулся. Вот зачем я сюда прискакала? Не мое это дело, какая разница, что тут произошло. Любопытство меня погубит.

      – Мужика видела светлого?

      – В смысле, колдуна?

      – В смысле, шерсть на голове светлая и длинная и борода есть. Маленькая.

      Мой хвост сам собой опустился к земле, а задние лапы подкосились – ужас накатывал неконтролируемыми волнами.

      – Нет.

      – Что – нет?

      – Никого я не видела. Ни колдуна, ни шерстяного мужика.

      Пасть захлопнулась с громким клацаньем, а взгляд черных глаз переместился с меня на воронку.

      Я развернулась и понеслась к норе, даже не смея обернуться и посмотреть, гонится ли за мной сие страшное чудище.

      – Точно, с Зараз, – донеслось мне вслед сочувственное ворчание.

      Нора встретила меня частоколом из ромашек и журчащим ручейком. Вот зачем я посадила эти цветы? Еще бы нарисовала карту к дому, крестиком березу отметила и с поклоном стражу вручила. Или Лешему. От них обоих ничего хорошего ждать не приходилось.

      По закону, я должна была явиться под их светлые очи, раскланяться и просить позволения остаться в лесу на постоянное проживание. Затем дождаться выделенного места, построить нору и жить, выполняя повеления, скрытые под просьбы, такие, как: расчистка своей земли от сухостоя, пробой лунок в Серебрянке по зиме, подкормка зверья и птиц в лютые морозы, отвод людей от нор зверей, доклад стражу и Лешему о ворье и охотниках. Шалить и проказничать разрешалось, но не приветствовалось.

      Проблема была в том, что раз я пришла в лес, то выделят мне нору в Глухомани. А быть болотной кикиморой я никак не могла. И в селениях жить тоже не представлялось возможным. Оттого и скрывалась под березой от глаз стража и Лешего. Надо уже определиться – прячусь я или обживаюсь.

      И пес этот странный какой-то: пахнет то собакой, то волком. А в глаза смотришь – словно разум чужой, не животный, в них светится. Сестры говорят, будто у стража Серого леса в подручных ходит Огненный пес. Может, это был он?

      Я скинула личину и спустилась к ручью на трясущихся ногах. Серебристая вода показала отражение: нос недостаточно длинный, мордочка вытянулась не до конца. Да и кожа подкачала – не было бледности или оттенков зелени или синевы. Скорее, цвет речного песка. Глаза большие, круглые, а не узкие, как у моих сестер, и кудри эти, эх! Не удивительно, что от меня шарахались все женихи. Даже подслеповатый водяной Нижнего озера отозвал сватов. Ноги не уродились: были хоть и при четырех пальцах, но больше напоминали человеческие, чем куриные.

      Я провела по ручейку рукой, смывая отражение. Зачерпнула