Палата номер пять. Павел Владимирович Гушинец

выше меня.

      – Что-то смутно припоминаю. Он ещё пропал потом куда-то.

      – Пропал, – зло процедил сквозь зубы Виталик. – Тогда и пропал. Ехали мы, болтали. Полчаса уже до городка оставалось. Как вдруг в нашем вагоне вот такая возня начинается. Двое алкашей что-то не поделили. Мутузят друг друга, по проходу катаются. Женщины – в крик: «Военные! Военные!». Стёпа – герой, б… Поднялся. Взял обоих за шиворот, поднял. Те объединились против общего врага и давай его лупить. Тут уж и я подключился. Разнял всех. Прибежали менты, давай какие-то протоколы составлять, по рациям своим переговариваться. Нам в городке сходить, а нас никто не отпускает. Мол, вы и свидетели, и участники драки. Часа два держали.

      Через неделю вызывают нас к начальнику факультета. И сообщают Стёпе, что он, без пяти минут лейтенант медицинской службы, отчислен с курса за действия, порочащие образ белорусского офицера. Как зачинщик драки и всё такое. А мне, как рядом стоявшему, объявлен строгий выговор и если я до конца учёбы хоть кашляну не в той тональности, то полечу вслед за Стёпой.

      Мы молодые были, глупые, ещё возмущаться начали. Не помогло. На следующий день полковник наш собрал в актовом зале весь факультет, зачитал приказ о Стёпином отчислении, с полчаса клеймил его разными словами. И всем сказал:

      – Если вы, б… видите где-то драку или ещё какое-то непотребство, то должны со скоростью света удалиться от этого места или, если некуда деваться, притвориться ветошью. Потому что курсант нашего факультета не должен запятнать себя…

      Ну и так далее, и так прочее.

      А когда мы в часть попали, то командир части собрал молодое пополнение в Доме Офицеров и речь начальника факультета слово в слово повторил. Мол, если кто из вас будет замечен в непотребствах, даже если он будет выступать на стороне добра и света, пусть прощается с военной карьерой.

      Поэтому сиди, Паша, в окно смотри. Они там сами разберутся.

      – А Стёпа? – спрашиваю.

      – Что Стёпа? А-а, да попал сразу в сапоги, под призыв. Отстрелялся и перепоступил. На лечебный факультет. Сказал, что ему эти военные игрища надоели. Вроде, в этом году заканчивает.

      Мне бы в небо или как я хотел в ЦАМ

      Через полтора года службы мне изрядно надоело жить на чужих квартирах и каждый день кататься по четыре часа на ледяной электричке. Место службы находилось за восемьдесят километров от места проживания. Каждое утро я поднимался в пять утра, в бешеном ритме собирался, на ходу заталкивая в свой организм какие-то бутерброды, клевал спящую жену в макушку и бежал на первый автобус.

      Понурые водители с красными от недосыпания глазами уже кивали мне, как знакомому. В салон, кроме меня подтягивались ещё четверо-пятеро таких же бедолаг. И мы долго ехали к станции по пустым тёмным улицам спящего города. Потом электричка и ещё час сорок в её ледяных внутренностях. Я приноровился урывать час сна на жёстком неудобном сидении, но сон получался какой-то поверхностный, от того, что я боялся проехать мимо незаметной остановки в лесу. От остановки ещё одно усилие – километра два