.

теперь напитывался теплом его тела.

      – В конце концов, я нашёл их, – его рука легла на сложенные ладони травницы. – С очередным письмом епископа мне пришли чёткие указания, кого следует задержать. Я не понимал, откуда и как он прознал это, но выполнил приказ. Мы пришли за ними ночью…

      Его голос прервался, а когда инквизитор вновь заговорил, то хриплый тон звучал полушёпотом. Травница наклонилась ближе.

      – Я и мои люди пришли, чтобы ловить опасных еретиков, – продолжил Герхард, – а обнаружили кучку трясущихся от ужаса старцев. Мы выгнали их под дождь в одном исподнем и провели через весь город на заклание. Казнить без суда – таков был указ епископа…

      В ту ночь город не спал. Горели факелы на площади, плясали тени вокруг наспех сооружённого эшафота. Никто не вышел на казнь, кроме инквизитора и его подручных. Но свечи мерцали в каждом окне, и застыли силуэты за занавесями, приникнув к оконным проёмам.

      Ливень хлестал без удержу, заливая брусчатку площади потоками чёрной грязи. Служки сбивались с ног, снова и снова поджигая чадящие факелы.

      Прикрываясь капюшоном плаща, инквизитор зачитал приговор – бумага была составлена заранее, и ещё не просохшие чернила расплывались под дождём. Он старался перекричать шум воды, чтобы стоящие перед ним осуждённые услышали его. Чтобы знали, за что будут казнены. Он смотрел в приговор и громко, внятно читал. До рези в глазах вглядывался в исчезающие буквы, чтобы не пропустить ни слова. А ещё чтобы не видеть, как плачут, трясясь от холода, несчастные старики. Бургомистр с женой, управляющий городским зернохранилищем, разорённый начальник разграбленных конюшен и его похожая на высохшую мумию мать…

      – Et ita fiat, placuit nobis. Amen11… – отзвучали финальные строки, и инквизитор отступил, подавая знак палачу.

      Они упали на колени, но это их не спасло. Один за другим их выволокли на эшафот, и брусчатка площади, бывшая чёрной, окрасилась алым.

      Огни в окнах погасли, ветер задул факелы на площади, разошлись служки, убрался похожий на чёрного ворона палач. Остались лишь обезглавленные тела – да неприметная фигура в плаще, прислонившаяся к стене в подворотне.

      – Я простоял там до рассвета, – сказал Герхард, – а когда наутро кончился дождь, я увидел, что водостоки затоплены. И вода в них была красной, как кровь…

      С восходом нового дня, стоя посреди алых потёков, инквизитор снял перстень-печатку с остывшего тела бургомистра.

      Нарочный епископа прискакал к полудню. Ворота города открылись, и напуганные ночной расправой горожане вышли из домов. Они стекались к воротам, стороной обходя площадь, и замирали у кованых створок, не в силах поверить своим глазам.

      За городскими стенами, там, где раньше зеленели поля и дымили очагами крестьянские сёла, простирался сплошной чёрный саван мёртвых растений. В письме, привезённом нарочным, епископ сообщал, что получил послание из Авиньона, от Его Святейшества Климента V. Беда накрыла почти всю Империю – более того, она распространилась по Европе. В городах люди гибли

11

И да будет так, как мы решили. Аминь.