Роксолана и Султан. Наталья Павлищева

осмотр в чем-то ее убедил, потому что старуха отдала несколько распоряжений рабыням уже довольным тоном.

      Настю повели мыться. Эх, в баньку бы, но после стольких дней невольной грязи она была рада и такому.

      Сначала ее просто обливали теплой водой и натирали чем-то жестким, потом проделали это же с большим количеством мыльной пены. Смыли все и разложили на ложе, раскинув руки в стороны. Одна из сопровождавших уселась на ноги, вторая крепко держала руки.

      Внутри все свело от ужаса: что они собираются делать?! Но дальше за дело принялись две другие рабыни, поизящней. Они смазали подмышки какой-то смолой и принялись эту смолу скатывать, тем самым безжалостно вырывая волоски. Было больно, очень больно, несмотря на то что кожу смазывали чем-то прохладным.

      За подмышками последовали ноги; хорошо, что Настя волосатостью не отличалась, ножки были чистыми. Но затем… она поняла, что боли-то и не видела! Так же безжалостно были вырваны, выкатаны, удалены все остальные волоски и внизу живота тоже.

      Потом ее еще раз вымыли, снова покрыли мыльной пеной и сделали массаж. Крепкие руки рабыни, разминавшей плечи, спину, ноги, действовали умело, испытанная боль отступала в потоке наслаждения. Очищенное от грязи тело словно пело.

      Потом ее смазали какими-то маслами, одели в наряд, похожий на тот, в каком она пришла, и отвели в небольшую комнату, жестами объяснив, что жить будет здесь. В комнате уже была девушка, при появлении рабынь с новенькой она сначала в испуге отшатнулась, но потом осмелела и уже смотрела с улыбкой.

      Когда они с Настей остались вдвоем, девушка поинтересовалась:

      – Ты русская, Роксолана?

      – Да, а ты?

      – Я Гюль. Это будет твое место, – она указала на угол комнаты, где стоял свернутый матрас. – А это мое.

      Ее место ничем не отличалось. Маленькое оконце на самом верху, что-то вроде большого сундука низенький топчан-настил, чтобы сидеть. Заметив тоскливый взгляд Насти, Гюль попыталась ее утешить:

      – Здесь хорошо, очень хорошо.

      Она говорила по-русски с сильным акцентом, немного коверкая слова, но понять можно.

      – Я буду учить тебя турецкому языку. Остальному научат другие. Постарайся учиться скорей.

      – А чему остальному?

      – Нас готовят для гаремов. Мы должны уметь услаждать мужчин не только плотью, но и беседой.

      Насте очень хотелось расспросить Гюль и о школе, и, главное, о том, можно ли отсюда выбраться, но она не успела: позвали обедать.

      Все-таки до обеда они успели немного поговорить в крошечном садике, где разгуливали еще с десяток девушек.

      – Как ты попала сюда?

      – Степняки налетели на город, дома пожгли, людей побили, нас в полон захватили. Потом привезли до моря и сюда на корабле. А ты?

      – Меня свои продали.

      – Тебя продали родственники?! – обомлела Настя.

      – Родители.

      – Как родители могли продать в рабство собственную дочь?!

      Это просто не укладывалось в голове.

      – У тебя была мачеха? Или отец не