Кардинал в серой шинели. Александр Конторович

дитя в этом замке. И никакая другая женщина тоже не смогла это сделать. В другом месте – пожалуйста. Те же, кто попробовал, очень об этом пожалели. Принести сюда новорожденного… тут тоже не все понятно. Кто-то считает, что это хорошо, другие говорят обратное.

      Так! А вот это – звоночек! И весьма настораживающий! Заходила ли Мирна в башню? Нет. И это я помню совершенно точно. Ей всегда было не по душе это строение. Даже кровать нашу перевернули так, чтобы не видеть башню из окна. Однако же… ей вскоре рожать!

      Делюсь с епископом своими сомнениями. Он молчит, только перебирает губами, словно бы что-то читает про себя.

      – Даже и не знаю, сын мой. Возможно, имело бы смысл ей куда-то отъехать на это время, как ты сам думаешь? Я не уверен, но… лучше не рисковать. Спроси у нее… у них обеих.

      У Мирны? «… у них обеих…»?

      – Это у башни-то?! Ваше преосвященство, вы серьезно? Это же… колдовство!

      Епископ похлопывает меня по ножнам Рунного клинка.

      – Это – тоже. Допуская одно, как ты можешь отрицать другое?

      – Но церковь…

      – Ты – Серый. Надо ли мне напоминать, что обычные мерки к тебе неприменимы?

      – И… как вы к этому отнесетесь?

      – Не заметим. Этого достаточно?

      Мы пересекаем двор замка, проходим под аркой ворот внутренней стены. Гройнен поднимает голову и, подслеповато прищурившись, оглядывает башню. Вернее – не саму башню, а ее входную дверь.

      – Вот… – он протягивает руку. – Видишь, над дверью?

      – Плита?

      – Это не плита. Глина, ею замазали надпись над дверью. Она вырублена в камне, и кто-то распорядился замазать ее глиной.

      – Зачем?

      Вместо ответа епископ разводит руки в стороны.

      Оглядываюсь по сторонам и вижу обрубок бревна невдалеке. Упираясь руками, подкатываю его к двери и, поставив на торец, прислоняю к стене. Вытаскиваю из ножен Рунный клинок и, встав на бревно, ковыряю острием замазку. То ли я удачно попал, то ли еще что – но вся эта маскировка внезапно осыпается вниз, запорошив мне глаза сухой и мелкой пылью.

      Отплевываясь, спрыгиваю на землю и, протирая глаза, отхожу в сторону. Гройнен сидит на камне, с интересом наблюдая за моими действиями.

      – Ну, ваше преосвященство, что там?

      – Почитай…

      – Да не разбираю я… и глаза пылью запорошило.

      – «Тот, кто рискнет разбудить “каменную вдову”, будет навеки заключен в ее объятия. Участь сия не минует и всех тех, кто дерзнет быть свидетелем этого события».

      – Фигасе, какие тут губернские страсти! И как сие понимать, ваше преосвященство? Разбудить – это как? Стену поцеловать?

      – Не знаю. Но, как ты понимаешь, желающих до сих пор не находилось.

      – Думаю, что и сейчас их немного будет. Однако ж пост тут дополнительный поставлю. И надпись эту… Пожалуй, зря я ее расковырял. Надо будет сызнова замазать. Ночью, чтобы никто не прочитал.

      – Эту башню изучал еще мой предшественник. Если хочешь, я прикажу доставить тебе его записи.

      – Буду премного благодарен,