Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2019. Коллектив авторов

что листопад в лесу.

      Зрелость прекрасна, но так трезва – ну, ни в одном глазу.

      Дикой листвы золотая орда нам не сулит бед.

      Хочется молодости иногда… А иногда – нет.

      «Алый кочан казанлыкской розы качается над травой…»

      Алый кочан казанлыкской розы качается над травой.

      Мне куст знаком с имперской эпохи – какой благородный стаж!

      Живому свойственно думать о смерти, а я же еще живой.

      Но яркая плоть воскресших растений внушает душе кураж.

      И ослепительная надежда на некую жизнь потом

      крепчает под пристальным взглядом солнца, ползущего не спеша

      в лазурном и плохо знакомом пространстве, пространстве именно том,

      в каком, по похожим на правду слухам, совсем как своя – душа.

      В наивном мире юных ромашек, белеющем в двух шагах,

      какое-то экстренное событие – кажется, это шмель

      ворвался, как гопник в среду монашек, нацелился и – шарах!

      Удачи тебе, шерстяной счастливец, Емеля в стране Емель.

      Надеясь, как прежде, на щучьи веленья, надеясь всему вопреки,

      надышимся вволю пургой лепестковой, теплой своей пургой.

      Пожалуй, братцы, чем мы ничтожны, тем же и велики:

      беспечностью райской, да адским терпеньем, да тяжкой своей рукой.

      Так мудрено уповать на книги, на правильный строй таблиц

      с этим занявшимся вдруг пожаром, сокрытым еще внутри.

      Тот, кто лежит под лучами навзничь, не верит лежащим ниц,

      и с этим уже ничего не поделать на пьяном пиру зари.

      «Всё – не в масть и невпопад…»

      Всё – не в масть и невпопад.

      Всё – не в тему – что такое?!..

      Скрежет дворницких лопат,

      ранний, как средневековье,

      зряшный, ибо наша явь —

      белое нагроможденье,

      наглый, резкий, без предъяв,

      сумрак вместо Возрожденья.

      И, согнав с пути дома,

      чем нежданней, тем скорее

      скачет дикая зима

      на исхлёстанном хорее.

      Нагоняет все слышней

      сплин неявный с явной дрожью…

      Чуешь, сверстник, убыль дней

      через шкуру носорожью?

      Жизнь склоняется ко сну.

      Но, проснувшись в семь иль восемь,

      не дури: не кличь весну.

      Сколько их осталось, весен…

      «Покусанные смертью…»

      Покусанные смертью

      и смерти вопреки,

      позвякивая медью,

      шли римские полки.

      Сюжет античной пьесы

      порой лукавил, но

      кто: галлы или персы —

      им было все равно.

      Покачивались в седлах

      центурионы – им,

      во-первых, кайф, а в-сотых,

      людская жизнь – что дым.

      Вот было б интересно

      взглянуть на этих птиц,

      когда уже известно,

      что Рим склонился ниц

      пред нищим готским сбродом,

      который, хоть и дик,

      а бой с одним исходом.

      И тот исход – кирдык!

      Небось, в соплях, в морщинах

      орали