Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2019. Коллектив авторов

Он и раньше был красочен и певуч. Это похоже на перемену кистей и другую широту мазка. Из него, что называется, попёрло. Роща поколения редела. Уходили, замолкали, терялись. Уцелевших можно пересчитать по пальцам, заговоривших по-новому почти нет. 60 лет его творчества надо поделить на два: 30 советских лет и другие 30, новейшая история страны… Второе рождение Ряшенцева настолько очевидно, что возникает мысль о некоторой закономерности, о явлении, связанном с именами Заболоцкого и Луговского, Тарковского и Липкина – поэтах, показавших свой полный рост во втором возрасте.» Илья Фаликов

      Лужа

      Все снега февраля в этой мартовской сгинули луже.

      Может, Ладога глубже немного, но все-таки уже.

      Что за лужа! За ней чуть видна там, на месте сугроба,

      цепь огней: казино? пиццерия? – ну, словом, Европа.

      Петербург, Нижний Новгород, Миргород – так ли уж важно?

      Океанская рябь дышит вольно, загадочно, влажно.

      Подгоняем неделю, эпоху – проклятое ралли.

      Вся древлянская кровь устремилась к июню, к Ивану Купале.

      Для чего, если в каждой эпохе и в каждом пейзаже

      и все та же судьба, да и лужа вот эта все та же.

      Бросьте! Та да не та. Я нагнулся и – что в отраженье?

      Старый хрыч, для которого новость всегда пораженье.

      А ведь в прошлом году отраженье мое мне явило

      человека, в котором была невеселая сила…

      Над бескрайней водой снова Путь обозначился Млечный.

      Боль потери моей, неужели ты можешь быть вечной?

      Все невечно у нас, кроме нашего вечного гимна.

      Я его не люблю, ибо знаю, что это взаимно.

      «У полдня с вечером пока ничья…»

      У полдня с вечером пока ничья.

      Крутой холодный кипяток ручья

      гремит под окнами. И дикий март

      хрустит сосульками. И дальний мат,

      с раскатом ливневым гордясь родством,

      не портит музыки, живой в живом.

      Я счастлив, Господи! А ты? А ты?

      Тебе приятно, что мы так просты,

      что так беспечны, что для нас и крест —

      лишь знак того, что и свинья не съест?

      Кто отличит до роковой поры

      восторг Господень от его хандры…

      А счастье ближнего понять – пустяк.

      Не. Бог ли учит нас, что мы – в гостях.

      В гостях что дорого? Очаг, уют…

      О, как пред гибелью снега поют!

      Как перед гибелью поют снега…

      Как жизнь бессмысленна. И дорога.

      «Загляну в глухое озерцо…»

      Загляну в глухое озерцо.

      Там, небось, ни карпа, ни плотвы.

      Там теперь живет мое лицо,

      мало мне знакомое, увы.

      Я не помню мимики такой.

      В зеркале щербатом по утрам,

      мне казалось, я совсем другой,

      без кривых свидетельств дрязг и драм.

      И когда ночной порой