Мужчины и женщины. Леонид Левинзон

и у многих других, первоначальное уважение к этим людям, упрямо не признающим государство, в котором они живут, быстро сменилось у Игоря плохо замаскированной недоброжелательностью. А тут ещё пришлось столкнуться с ортодоксальным бытом напрямую. Как-то хозяин мастерской, толстый, вечно пахнущий потом, прижимистый ортодокс, оценив телосложение Игоря, попросил отнести к какой-то своей родственнице посылку. Посылка оказалась тяжёлой, и Игорь, проклиная себя, своё зависимое положение, хозяина, долго пёр её на плече, обливаясь потом. Был уже май, от только что прошедшей такой холодной зимы не осталось ни следа, и всегдашняя жара, не такая влажная, как в Тель-Авиве, но тоже злющая, давящая, уже обрушилась на город.

      Добравшись до конца квартала и окончательно взмокнув, Игорь зашёл в подъезд нужного дома и постучал в квартиру. Но внутрь его не пустили – праведная женщина не могла позволить себе разговаривать с незнакомым мужчиной. Письмо для хозяина передал один из её многочисленных детей – мальчик лет одиннадцати, сразу не ушедший, а долго рассматривавший присевшего на одну из ступенек рослого седого дядю. Наконец, мальчик набрался храбрости:

      – Я тебя ни разу не видел! – Выпалил он. – Ты разве не покупаешь продукты у Ицика?

      – Не покупаю, – ответил Игорь. – А где у Ицика магазин?

      Глаза мальчика стали совсем круглыми:

      – Но у нас в городе все знают, где магазин Ицика! Ты, наверное, не живёшь в Иерусалиме!

      – Живу, – улыбнулся Игорь, – но где этот магазин, не знаю…

      Тут мальчика позвали и сердито заговорили с ним на идише. Видимо отругали за любопытство.

      Идя обратно, Игорь вдруг подумал, что у хозяина, конечно, есть машина и непонятно, почему потребовалось тащить посылку вручную, бензина, что ли пожалел? От этой мысли Игорь окончательно расстроился. Пришёл домой и пожаловался Вере. Но Вера заинтересовалась не скупостью хозяина, а вопросами мальчика.

      – Знаешь, а ведь мы с ними действительно живём в разных городах, и его город совсем не похож на наш… Игорь! – Вдруг расстроено добавила. – Извини… Не хотела говорить, но у меня туфельки совсем расклеились.

      – Что ж ты молчала! – Всполошился Игорь.

      В той экономии, в которой они жили, любая незапланированная покупка выбивала из колеи, но обувь, это обувь.

      На второй месяц работы, один из рабочих, тоже ортодокс, но из сефардов, увидел на плече переодевающегося Игоря татуировку в виде креста и надписью «Кандагар».

      – Ты не еврей? – Удивлённо спросил

      – Еврей.

      – Но почему крест?

      – В армии на память сделали, – добродушно объяснил Игорь, – а что?

      – Еврей не может носить крест! Если ты носишь, значит, ты христианин.

      – Глупости, – отмахнулся Игорь, – вон, у тебя майка в бело-синюю полоску, но я же не говорю, что ты моряк.

      Ортодокс неожиданно обиделся:

      – Ты почему меня оскорбляешь?

      – Я не оскорбляю.

      – Нет,