Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник). Викентий Вересаев

шляпе. На вопрос мой: «Не возмущает ли Пушкин крестьян?» – игумен Иона отвечал: «Он ни во что не мешается и живет, как красная девка».

      А. К. Бошняк (секретный агент) в рапорте ген. гр. Витту. – Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайн. надзором, с. 13–16.

      Я помню вас! Вы неизменно

      Блестите в памяти моей, —

      Звезда тех милых, светлых дней,

      Когда, гуляка вдохновенный,

      Я в мир прохлады деревенской —

      Весь свой разгул души студентской —

      В ваш дом и сад переносил;

      Когда прекрасно, достохвально

      Вы угощали там двоих

      Певцов, – и был один из них

      Сам Пушкин (в оны дни опальный

      Певец свободы), а другой…

      Другой был я, его послушник,

      Его избранник и подручник,

      И собутыльник молодой.

      Как хорошо тогда мы жили!

      Какой огонь нам в душу лили

      Стаканы жженки ромовой!

      Ее вы сами сочиняли:

      Сладка была она, хмельна;

      Ее вы сами разливали,

      И горячо пилась она!..

      Примите ж ныне мой поклон

      За восхитительную сладость

      Той жженки пламенной, за звон,

      Каким звучали те стаканы

      Вам похвалу; за чистый хмель,

      Каким в ту пору были пьяны

      У вас мы ровно шесть недель…

      Я верно, живо помню вас,

      И взгляд радушный и огнистый

      Победоносных ваших глаз.

      И ваши кудри золотисты

      На пышных склонах белых плеч,

      И вашу сладостную речь,

      И ваше сладостное пенье,

      Там, у окна, в виду пруда…

      Н. М. Языков (поэт) – бар. Е. Н. Вревской. – Пушкин и его совр-ки, вып. I, с. 120.

      (Среди достопримечательностей села Голубова, имения Вревских): серебряный ковшичек на длинной ручке, в котором бар. Евпр. Н. Вревская, будучи еще не замужем, варила жженку для Пушкина, Языкова и Вульфа.

      Б. Л. Модзалевский. Поездка в Тригорское в 1902 г. – Там же, с. 6.

      Сестра Euphrosine, бывало, заваривает всем нам, после обеда, жженку; сестра прекрасно ее варила, да и Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтоб она заваривала жженку. И вот мы из больших бокалов – сидим, беседуем да распиваем пунш. И что за речи несмолкаемые, что за звонкий смех, что за дивные стихи то Пушкина, то Языкова сопровождали нашу дружескую пирушку! Языков был страшно застенчив, но и тот, бывало, разгорячится, – куда пропадает застенчивость, – и что за стихи, именно языковские стихи, говорил он то за «чашей пунша», то у ног той же Евпраксии Николаевны.

      Ал. Н. Вульф по записи М. И. Семевского. – СПб. Вед., 1866, № 139.

      И часто вижу я во сне:

      И три горы, и дом красивый,

      И светлой Сороти извивы

      Златого месяца в огне,

      И там, у берега, тень ивы,

      И те отлогости, те нивы,

      Из-за которых, вдалеке,

      На вороном