Каннибалы. Юлия Яковлева

как будто разом на Толстого, Достоевского и Чехова: бред. Но после первой недели бред иссяк – все выучили имя новой русской суперзвезды: BELOVA. Оно ехало мимо Даши на бортах даблдекеров. Оно мерцало с табло на площади Пиккадилли – а затем экраны переключались на ее длинные руки, делающие движения из «Лебединого озера».

      Не волны, как у Плисецкой. Даше это всегда казалось слишком московским, слишком наивным: раз лебедь, то тут же и волны, пфф! Не округлые, сдержанные, даже застенчивые, очень русские движения Улановой. Не экспрессивные нервные – как у Маликовой. А острые, длинные и легкие, с серебристым отливом. Ее собственные. Неповторимые и узнаваемые, как почерк.

      «Поздравляем», «добро пожаловать», «будьте как дома».

      «…Но не забывайте, что вы в гостях», – мысленно закончила Даша. Сбросить улыбку, кивнуть, снова нацепить.

      Что подумали они все, когда им объявили, что питерская балерина после гастролей перешла в московский театр? Что бы ни подумали, они это уже проглотили.

      И теперь, на первой репетиции Даши в Москве дружно изображали гостеприимную радость.

      Да ну. Конечно, они ей рады. Все после лондонского триумфа получили жирные премии – поверх обычных гастрольных гонораров и президентского гранта. Все, включая миманс. Миманс и кордебалет уж точно работают за деньги, а не за любовь к искусству.

      Они должны быть ей рады. Даша еле успевала всем кивать, всем улыбаться.

7

      Люда сперва перешла на рысцу, потом припустила во всю прыть – коридор был пуст, значит, все уже там. Значит, она очень-очень опаздывает. Вечно она опаздывает. Нельзя привлекать к себе внимание опозданием именно сейчас.

      Коридоры в закулисной части были низкими, без окон, в белесом свете галогеновых ламп. Так пусто, что слышно было, как лампы гудят. Ей показалось, что… Люда схватилась за угол, чтобы удержать равновесие, заставила себя остановиться, вернуться, заглянуть за угол.

      Да, не показалось. Мужик в сером костюме озадаченно топтался на перекрестке двух коридоров и лестницы, заглядывал, пытаясь понять, куда она ведет. И туда ли ему надо.

      – Вам куда? – окликнула Люда.

      Борис вздрогнул. Он не слышал ее легкий бег:

      – К директору балета. Простите, я заблудился. На каком я этаже?

      – На плюс третьем.

      Люда объяснила, как пройти к кабинету Акима.

      – Но он сейчас в большом репзале, – уточнила. – Вам туда, может?

      Тот покачал головой:

      – Вряд ли. А что, есть и минус третий? – полюбопытствовал с улыбкой Борис.

      Она глянула на него внимательнее: клеит, что ли?

      Борис поправился:

      – Этаж.

      – После реконструкции есть все. И минус третий, и минус четвертый, и минус седьмой.

      Люда объясняла – и сканировала: костюм приличный, мужику за полтос – чей-нибудь папик. Чей? Или, наоборот, в поиске? Сделала вывод, что нет – занят. Есть что-то такое в глазах. Как у собаки на поводке. Люда потеряла интерес.

      – Минус