Силки на лунных кроликов. Ирина Анатольевна Кошман

маленькими молочными зубами. В руках она держала куклу, а рядом стоял маленький желтый велосипед.

      Мужчина у монитора смотрел на фотографию, как завороженный. Казалось, что он не видел ничего прекраснее. Удивительный маленький ангел. Нет, она другая. Не такая, как его дочка. Не такая, как другие дети. Теперь она его маленькая девочка, и он защитит этого ангела.

      Лицемеры и лжецы будут бегать вокруг, искать ее под каждым кустом, делая вид, что им не всё равно. А потом, через месяц-другой, напрочь обо всем забудут. Усядутся поудобнее в свои засаленные кресла у телевизора, чтобы смотреть футбол. Им будет всё равно. Они забудут это лицо, забудут эту улыбку, эти взлохмаченные серовато-русые волосы. Они забудут, а он нет. Он, профессор, будет единственным человеком, которому будет дело. Ему не все равно.

      3.

      Студенты снова ждали его сегодня, чтобы сдать экзамен. В общем-то ему давно уже было плевать на их успехи и баллы. Иногда он даже не слушал, что они ему говорили своими неуверенными дрожащими голосами. Они ни черта не понимали.

      Профессор преподавал уже целых двадцать пять лет и знал: они не могут понять ни слова. Философия для них – всего лишь скучное дерьмовое препятствие на пути к мировой славе. Каждое новое поколение студентов думает, что заново открывает этот мир, думает, что их кто-то ожидает за пределами серых университетских стен. И так каждый раз. Но мир не меняется. Если бы студенты вникали в то, что он им говорят на лекциях по философии, хотя бы на пару процентов так же, как они вникали в высшую математику или английский язык, то проблем в мире было бы меньше. Ведь только этому он и пытается их учить. Философии жизни.

      А литература для них – просто поганая трата времени. Или, может быть, это он был поганым преподавателем. Когда в последний раз он сам брал в руки современную литературу? С тех пор, как умерла дочь, – ни разу. А ведь прошло уже восемь лет. Но ему казалось, это была какая-то другая, прошлая жизнь. Жизнь, в которой были краски.

      В этой жизни он смотрел на всё, как на немое черно-белое кино. Менялись лица, голоса, улыбки, а он просто сидит в кресле, в пустом кинотеатре, посреди пустых серых одиноких стен. И смотрит в этот экран.

      Ему нужно было ехать на работу. И именно этим утром она открыла свои глаза. Посмотрела вокруг осмысленно и вроде бы даже понимала, что происходит. Но в этот самый момент не была похожа на ту девочку с монитора. Она даже попыталась привстать, и профессор помог ей. Тут же ее маленькое милое личико скривилось от боли, она простонала и потрогала то нежное место на голове, которое он заклеил пластырем и перевязал.

      – Тише-тише! – постарался он ее успокоить.

      Она, кажется, прислушалась и внимательно посмотрела на него.

      – Болит? – спросил мужчина.

      Она утвердительно покивала и опустила глаза. Раз может сказать, что болит, значит, не потеряла рассудок.

      – Помнишь, как тебя зовут?

      Она снова внимательно посмотрела на лицо человека, вспомнить которого не могла. И тут же напрягла свой маленький острый умишко, но ничего не вышло.