Полёты в одиночку. Роальд Даль

я получил через три дня.

      Наступал вечер. Мы медленно тащились по Суэцкому каналу. Стояла невыносимая жара. Была моя очередь первым переодеваться к ужину. Пока я стоял под душем, а потом одевался, А. Н. Сэвори лежал на койке, глядя в пространство.

      – Каюта к вашим услугам, – наконец сказал я, открывая дверь. – Увидимся наверху.

      Как обычно, я взял пиво и сел у стойки бара. Было очень жарко. Пиво было просто горячее. Большой медленно вращающийся вентилятор на потолке как будто гнал пар своими лопастями. Пот струился по шее и проникал под жёсткий воротничок. Казалось, что крахмал из воротничка вымывается, и его мокрые комки сползают по спине. Однако мои соседи, прожаренные на солнце крепыши, словно не замечали жары.

      Я решил перед ужином выкурить трубку на палубе. Может, хоть там чуть попрохладнее. Трубки в кармане не оказалось. Чёрт, она осталась в каюте. Я спустился вниз и открыл дверь своей каюты. На койке А. Н. Сэвори сидел какой-то незнакомец в рубашке с короткими рукавами. При виде меня он вскрикнул и подскочил так, словно у него в штанах взорвалась петарда.

      Незнакомец был совершенно лысым, поэтому я не сразу понял, что это не кто иной, как А. Н. Сэвори собственной персоной.

      Удивительно, как волосы или их отсутствие меняют облик человека. А. Н. Сэвори полностью преобразился.

      Во-первых, он выглядел лет на пятнадцать старше и словно стал меньше. Как я уже говорил, он был совершенно лысым, и его череп напоминал спелый персик, такой же розовый и светящийся изнутри. Он стоял, держа в руках парик, который так и не успел надеть на голову.

      – По какому праву вы врываетесь в каюту?! – закричал он. – Вы же закончили тут все свои дела! – В его глазах засверкали искорки ярости.

      – Я… Простите меня, пожалуйста, – запинаясь, пробормотал я. – Я трубку забыл.

      Он глядел на меня в упор глазами, горевшими тёмным зловещим блеском, и было видно, как у него на лысине капельками выступает испарина.

      Чувствовал я себя скверно. Не знал, что сказать.

      – Я только трубку возьму и сразу исчезну, – пролепетал я.

      – Ну уж нет! – крикнул он. – Вы теперь всё видели, и я вас отсюда не выпущу, пока не возьму с вас клятвы! Вы должны пообещать мне, что не расскажете ни единой душе! Обещайте!

      На его койке я увидел раскрытый «скрипичный футляр», и в нём, прижавшись друг к другу, словно три больших чёрных лохматых ежа, лежали ещё три парика.

      – В лысине нет ничего плохого, – сказал я.

      – Ваше мнение меня не интересует! – крикнул он. Он всё ещё очень злился. – Мне нужно от вас только обещание.

      – Я никому ничего не скажу, – пообещал я. – Даю слово.

      – И лучше бы вам его сдержать, – пробурчал он.

      Я дотянулся до своей койки и забрал лежащую на покрывале трубку. Потом стал лихорадочно искать кисет с табаком.

      А. Н. Сэвори сидел на нижней койке.

      – Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший, – сказал он. В его голосе не осталось и следа от прежнего гнева.

      Я