Полёты в одиночку. Роальд Даль

всех плевать. И тогда я решил: скажу ему что-нибудь непринуждённое, будто я даже и не замечаю его наготы.

      Но постойте!.. Это ещё что такое?.. Он не один!.. На этот раз подле него ещё кто-то семенит!.. И голый, тоже голый, как майор!.. Что, ради всего святого, творится на борту этого корабля?.. Неужто все пассажиры проснулись ни свет ни заря и давай носиться нагишом по палубе?.. Может, это какой-то особый ритуал строителей империи, о котором я ничего не знаю?.. Вот, они всё ближе…

      Боже мой, этот второй на женщину смахивает!.. Точно, самая настоящая женщина!.. Голая женщина с голой грудью, прямо Венера Милосская… Правда, на наготе сходство кончается, потому что теперь я вижу, что это сухопарое бледнокожее тело принадлежит не кому иному, как самой майорше Гриффитс… Я цепенею у иллюминатора, не в силах оторвать глаз от этого нагого пугала женского пола, гордо скачущего подле своего голого супруга, с высоко поднятой головой, с согнутыми локтями, словно заявляющего всем своим видом: «Не правда ли, мы чудесная пара? Вы только посмотрите, до чего хорош мой муж майор!»

      – Давай с нами! – закричал мне майор. – Коль уж моя мемсахибочка может, то вы, молодой человек, и подавно! Пятьдесят кругов по палубе – всего-то четыре мили!

      – Прекрасное сегодня утро, – пробормотал я, когда они проскакали мимо меня. – Восхитительный будет день.

      Пару часов спустя я сидел напротив майора и его «мемсахибочки» за завтраком в кают-компании, и от воспоминания о том, что совсем недавно я видел эту почтенную даму в чём мать родила, по спине у меня ползли мурашки. Я сидел потупясь и делал вид, что никого из них вовсе нет рядом.

      – Ха! – вдруг крякнул майор. – Так вы и есть тот юноша, который высовывал свою голову в иллюминатор сегодня утром?

      – Кто, я? – пробормотал я, уткнувшись носом в кукурузные хлопья.

      – Да, вы! – вскричал майор победительным голосом. – Я не мог обознаться, у меня железная память на лица!

      – Я… просто дышал свежим воздухом, – промямлил я.

      – Ну, не только! – широко ухмыльнулся майор. – Вы ещё и мою мемсахиб лицезрели во всей красе!

      Все восемь человек, завтракавших за нашим столом, вдруг умолкли и поглядели в мою сторону. Я почувствовал, как мои щёки начинают гореть.

      – Но я вас не виню, – продолжал майор, подмигивая жене. Настал его черёд проявить достоинство и галантность. – Совсем не виню. А вы стали бы его винить? – вопросил он, обращаясь ко всем сидевшим за нашим столом. – Молодость бывает только раз. И, как сказал поэт, – он снова подмигнул своей кошмарной половине: – «прекрасное пленяет навсегда»[2].

      – Ой, замолчи, Бонзо, – сказала его жена, явно в восторге от происходящего.

      – В Аллахабаде, – сказал майор, глядя теперь на меня, – я взял за правило играть каждое утро до завтрака с полдюжины чаккеров[3]. На борту судна это невозможно, знаете ли. Так что пришлось придумывать иные способы делать зарядку.

      Я сидел и гадал: что это за игра такая – чаккер?

      – А

2

Майор Гриффитс цитирует Джона Китса (перевод Б. Л. Пастернака).

3

Чаккер, чакка – период в игре в поло.