Конклав ночи. Охотник. Александр Сивинских

Сущую малость, господин подполковник. Первое: вы быстрым темпом и навсегда заминаете дурацкую версию, что столичного порнографа задрала Мурка. Полагаю, на самом деле виноваты бродячие собаки, которых развелось немерено.

      – Не вопрос, уже делается. Дальше.

      – Второе. Если Книга Рафли действительно поможет составить список кровососов, то копия списка – полная, без купюр – должна появиться у меня.

      – Ты храбрый парень, Родя. Я всегда это знал. Годится, заметано.

      – Ну и третье. Немножко наличных. Из конторы по устранению чрезвычайных ситуаций меня полчаса назад уволили, а жить на что-то нужно.

      – Сумма?

      – Договоримся.

      Дьявольщина, до чего ж прилипчивое словечко!

      – Когда и где встречаемся?

      – Завтра в полдень. На Тещином болоте. Возьмите джип, дорога дрянная, настоящая канава. Доедете до ее конца, там уже будет стоять моя машина. Слева увидите тропку, ведет в кусты. Пешком движетесь по ней метров пятьсот. Там будет еще один отворот налево, я помечу красной тряпочкой. По нему – метров двести ходу. Выйдете на полянку. Там и стану ждать. Сходить с тропинки не советую, можете ухнуть в грязь по маковку.

      – Понято, – сказал Рыков, ничуть не удивленный странным местом встречи. – Увидимся.

* * *

      Эту ночь я решил тоже провести вне дома. Душа пребывала в беспокойстве, инстинкт самосохранения вопил благим матом, требуя непременно куда-нибудь укрыться. В надежное место, где меня ни за что не сообразят искать. Где даже не учуют.

      «Где умный человек прячет опавший лист? – спрашивал Честертон и сам себе отвечал: – В лесу».

      «Или в куче листвы, – добавил бы я, – которую навалили дворники». Тем более, в лесу я уже был.

      Игнатьев (жил он прямо в котельной, там была смежная комнатка) встретил меня удивленным восклицанием:

      – Уже наигрался Кодексом? Решил вернуть?

      – Не совсем, – сказал я. – Надобно где-то ночку перекантоваться. Пустишь к себе, Родион Кириллович?

      Он скривился. Пускать меня ему жутко не хотелось.

      – А что за нужда?

      – Опасаюсь, за книжечкой кто-нибудь придет. Помешает сладко почивать.

      – Говорил я, что ты дурачок… – пробурчал Игнатьев. – Сколько ночей собрался квартировать?

      – Одну.

      – Плата знаешь какая?

      – Догадываюсь, – сказал я и вытащил из рюкзачка фляжку. Фляжка была увесистая и теплая. На бойне я побывал каких-нибудь полчаса назад.

      – Нет, тезка, скотскую кровушку ты сам хлебай. Мне б чего-нибудь послаще.

      – Своей, что ли, наточить? – Я хохотнул.

      – А ты брось ржать, жеребец.

      – Не понял! – рыкнул я с угрозой. – Что за вурдалачьи шуточки?

      – Все ты понял, Родя, – сказал Игнатьев строго. – Или сливаешь двести миллилитров жидкости, или возвращаешь мою вещь. Так вот, если хочешь одновременно рыбку съесть и на елку влезть, не оцарапав попы, будь готов выступить донором. Инструментами обеспечу, стерильными и качественными. Иначе – катись колбаской. К бабам своим, авось приютят.

      –