Конклав ночи. Охотник. Александр Сивинских

сказал я. – Камень с души.

      – А тогда кто, Раскольник?

      – Слушай, старлей, ты знаешь, зачем вчера ездил в поселке «химиков» барак ломать?

      – Там вроде бродячие животные обосновались. Мне так Рыков объяснил. А в дом никто не входил, нас предупредили, что опасно. Да не слишком-то и хотелось.

      – Ну так вот, Чичко, там не простые бродячие животные были. А офигенно, просто офигенно кровожадные. Это я тебе официально заявляю, как специалист.

      – Специалист? Какой специалист?

      – Внештатный сотрудник МЧС. Отдел по истреблению животных, представляющих опасность для человека.

      – Мне сразу показалось, что ты нисколько на сторожа садов и огородов не похож, – улыбнулся Чичко. – А что за животные? Собаки?

      – Псы. Целая стая. Я их сначала отстрелял, а потом уже вас вызвал.

      Чичко покивал, потом взглянул на часы и сказал:

      – Ну все. Десять минут прошли. Прощай, истребитель псов.

      – Спокойной ночи.

      Он улыбнулся и прищелкнул пальцами.

* * *

      Мурка поджидала меня дома, пряталась под порогом. Морда и лапы у нее были вымазаны в крови. На мой взгляд, недостаточно обильно – ведь лужа в парке была просто огромной. Еще один факт ее невиновности. Хотя, при той скорости, с которой орудует росомаха, крови на ней вообще не должно было остаться.

      – Ну и как ты объяснишь случившееся? – спросил я.

      Мурка, естественно, промолчала. Заметно было, что ей не по себе. Она мелко подрагивала и странно поводила головой – так, будто ей что-то мешало. Что-то, воткнувшееся в шею. Вроде занозы.

      – Тебя ранили, девочка? Стой смирно, посмотрю.

      Честно говоря, мне жутко не хотелось смотреть, что там ей мешает. Даже самая преданная собака вряд ли вытерпит, когда хозяин начнет прикасаться к больному месту. Росомаха тем более. Приговаривая «тихо, тихо, моя радость», я осторожно раздвигал пальцами густую, очень длинную шерсть, стараясь не дотрагиваться до кожи. Мурка терпела. Несколько раз она принималась урчать – но без угрозы, скорей подбадривая. Прежде чем обнаружить искомое, я заметил пару-тройку мелких царапин неопределимой природы – и, наконец, увидел источник неудобства. Это был зуб. Обломленный зуб высшего упыря.

      – Интересно, кто же мне врал, подполковник или старший лейтенант? – пробормотал я, разглядывая белую, как сахар, «занозу». Ответ мне был, в общем-то, известен. Главная проблема – разобраться, правильный ли это ответ.

      Сходив в гараж, я взял пассатижи, вернулся к пациентке и сказал:

      – Мурочка, сейчас будет немного больно. Ты, пожалуйста, попробуй не кусать меня, ладно? Я постараюсь управиться буквально одним духом. Ты же знаешь, милая, Родя не сделает тебе ничего плохого. Знаешь, правда? Вот и славно. Да пребудет с нами ярость. Приготовься… Терпи!

      Когда я рванул зуб, она коротко рявкнула – и только. Потом я унес пассатижи, аккуратно присыпал ранку порошком стрептоцида и показал росомахе на «УАЗ»:

      – Прыгай. Поедем в пампасы, как можно дальше.

      Она переступила с лапы на лапу и вдруг легла. Уезжать ей явно не хотелось.

      –