Конклав ночи. Охотник. Александр Сивинских

Короче, у наших экспертов холодильник гробанулся на фиг. Поэтому Хохорева увезли в городской морг. А у меня в морге свояк работает. Прозектором. Сейчас как раз его смена. Но ему тоже придется дать. Рубчиков пятьсот. Найдешь пятихатку?

      – Не вопрос, – пожал я плечом.

      – Тогда поехали. Только мобилу дай, я ему звякну.

      – Помнишь номер?

      – У меня память – во! Да и че там помнить? Начало «мегафоновское», конец – шесть шестерок.

      – Правда, что ли? – поразился я.

      – Провалиться мне, – хихикнув, сказал Ильяс и запиликал телефонными кнопками.

      …В морг мы зашли со служебного хода. Свояк Ильяса, крупный мужик с лицом горького пьяницы и руками вроде экскаваторных ковшей, поджидал нас снаружи, куря самокрутку. Табачок у него был явно самосад, ароматный как черт-те что.

      Получив свою пятисотенную, прозектор выбросил окурок в урну и молча двинулся внутрь здания, громко шаркая потрепанными войлочными тапочками.

      В морге я оказался впервые, и мне там решительно не понравилось. Во-первых, здание, на мой взгляд, требовало капитального ремонта. Или хотя бы покраски. Облупленные стены и двери из расслоившейся фанеры навевали жуткую тоску. А во-вторых, здесь попахивало. Примерно так же пахнет от низших упырей. Только намного острей и, как бы это выразиться… «горячей». Конечно, я понимал, что кровососам тут делать совершенно нечего, но натренированные рефлексы приказывали держаться настороже. Я даже отстал на минуту, будто бы перешнуровать ботинок, а на самом деле для того, чтобы вытащить из-за голенища нож и спрятать в рукаве. Паранойя? Жизненный опыт доказывал, что лучше быть параноиком, нежели мертвецом.

      Мы прошли длинным коридором, свернули, поднялись этажом выше, прошли немного, опустились по плохо освещенной лестнице в подвал.

      – Наверное, неудобно таким путем покойников таскать, – подал я голос.

      Прозектор остановился, повернулся ко мне всем телом, некоторое время что-то соображал, а потом сообщил:

      – Вообще-то доступ к холодильным камерам имеется короткий. И ворота широкие, удобные, прямо с улицы. Но через тот вход ты еще успеешь въехать.

      Ильяс захихикал. Свояк покосился на него неодобрительно, перевел взгляд на меня.

      – А пока не торопись, ладно?

      – Договорились, – сказал я.

      В подвале уже не то чтобы пахло, а откровенно разило трупным запахом. Температура держалась сравнительно высокая, градусов восемнадцать. Похоже, охлаждающие агрегаты были неисправны не только у полицейских экспертов. Двери здесь были из оцинкованного железа, с крошечными застекленными окошечками. Окошечки закрашены белой краской. Мы подошли к двери под номером «четыре», и прозектор объявил:

      – Хохорев тут. Лежит прямо на смотровом столе, не перепутаете. Входите, а я постерегу.

      – Слышь, Раскольник, – протараторил Ильяс. – Давай один. Я че’т не кайфую от трупаков.

      – Ты тоже входи, – отрезал прозектор, отпирая замок. – Мало ли, нагрянет кто-нибудь, не дай боже. Не хочу проблем.

      Он