Другая химия. Ольга Толстова

бы, так придумал… так, в общем-то, и случилось). Пока другие «растения» писали авантюрные романы, Ричард сам стал бы героем такой истории.

      Но «чужому» были интересны другие вещи.

      Настал день, когда «чужой» вспомнил про легенды, старые и не очень.

      Например, древние наивные истории про явившееся вдруг и неоткуда племя иных людей, горе-завоевателей, что пришли с жаждой стать истинными хозяевами этого края. Но его народы и не пытались отстоять свою свободу. Они просто вдохнули язык и культуру пришельцев, они сами возвели их на пьедестал, признали превосходство во всём, а потом – ассимилировали, забрали всё, что у тех было, высосали их до капли и растворили в своём море. И следа не осталось от лесного народа, и никогда не была найдена страна, из которой они пришли. Но мифы – мифы остались.

      Или вот ещё, поновее и о том, что в третьем веке нашей эры в одном городе на берегу Чёрного моря началась эпидемия – в сказке она звалась проклятьем богов. Люди сходили с ума, рвали на себе одежду и волосы, царапали кожу, грызли свои же пальцы. Кровью и грязью окрасились белоснежные стены домов, а берег был устлан телами тех, кто не помня себя стремился погибнуть в волнах. И тогда нашёлся один человек, что сумел – по воле других богов, подобрее – приготовить лекарство и вылечить оставшихся жителей. Звали его Зосимой, и был он не из местных людей, а странствующим магом и философом.

      Что уж говорить о тех сказках, которые таковыми почти не были: о времени, когда мир наполнился вдруг «растениями» – расцвёл. О людях, что давали женщинам и детям странный напиток, меняющий цвет глаз. Об учёных, искавших путь к богу. О мирах, раскрывающихся тем, кто прошёл эту дорогу до конца.

      И дальше начинались совсем свежие истории – новая мифология, труды эзотериков начала прошлого века, тех, кто пошёл в своих мечтах дальше всех. Читая эти зачастую путанные, иногда смешные и нелепые, но порой и пронзительные тексты, Ричард чувствовал, что он на правильном пути. Здесь, где-то здесь прятались настоящие ответы: тонкие миры, окружающие человеческий, как капустные листы кочерыжку; сущности иного плана бытия, проникающие в наш разум и меняющие его; ангелы небесные, терзающие души сынов адамовых… Всё, отчего у нормального человека рот сам растягивается в кривой усмешке, а ладонь тянется ко лбу, стало для «чужого» Ричарда откровением истины.

      Подталкиваемый смутными требованиями «чужого», Мендоуз отправился в архивы, углубился в монографии, выезжал на раскопки… Он изучал прошлое, но всё, что он видел, никуда не годилось. Он обнаружил, конечно, следы того, что иные сущности взаимодействовали с людьми и раньше; всё хоть немного напоминающее об этом засчитывалось за доказательство. Но причин «революции Возрождения», массового появления «растений» он так и не находил. Лишь смутные подозрения. Лишь измышления коллег по поискам странного – уже умерших и ныне здравствующих, совсем безумных и только начинающих сходить с ума. Но такие измышления он мог производить и сам в любом количестве.

      Он жаждал