Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1. Анатолий Гейнцельман

      Духовность бытия

      Я шел по узенькой тропинке,

      Пробитой старым пастухом.

      Вокруг лишь жесткие травинки

      И камни с бархатистым мхом.

      Лишь кое-где цветочек желтый,

      Как солнце, улыбался мне,

      И ржавые свалились болты

      С меня на горной вышине.

      Вдали, как на учебной карте,

      Лазурные вершины гор,

      Со дня творения в азарте

      Чарующие Божий взор.

      Над ними облаков гирлянды,

      Манящий душу Бенарес,

      Сикстинские везде гиганты

      И много парусных чудес.

      И ни одной вокруг лачуги,

      Как будто вымер человек,

      Исчезли недруги и други,

      Погиб наш атомичный век.

      Как хорошо глядеть на тучи, —

      Духовности они полны,

      И снятся мне на мшистой круче

      Очаровательные сны.

      Мне снится, что душа поэта

      С душою облаков одно,

      Что от словесного привета

      Они склоняются на дно…

      Вот, вот они послушно к цепи

      Склонились потемневших гор,

      Вот заглянули в наши склепы,

      И укоризненен их взор.

      Вот чрез соседнюю долину

      Края поплыли их одежд,

      И Блудному на щеки Сыну

      Слезинки капнули из вежд,

      Из вежд родных как будто глазок,

      С глубокой, тихою тоской,

      Как из волшебных старых сказок,

      Но с нежной матери рукой.

      И стало мне тепло и грустно,

      И голову я вверх поднял:

      Из пепельной фаты искусно

      Опорожнили свой фиал

      Из алавастра чьи-то руки,

      Как Магдалина, что, Христа

      На крестные готовя муки,

      Слезами залила уста.

      И были облачные слезы

      Духовности такой полны,

      Что в сердце расцветали розы,

      Как от лобзания весны.

      И капли с каплями на теле

      Моем сливались в ручейки,

      И капли с каплями запели

      Меж скал от сладостной тоски.

      Всё больше их в одно сливалось,

      Всё громче пели свой пеан, —

      И всё от слезок возрождалось,

      Весь жизненный внизу обман.

      Нет ничего помимо духа,

      Нет ничего помимо слез,

      Для чуткого поэта слуха

      Всё лабиринт словесных грез.

      Аквилон

      В пустыне меж поверженных колонн

      Уныло воет мощный аквилон.

      Закутавшись в поблекшую шинель,

      В руке застывшей я держу свирель,

      Но не пою: душа моя пуста,

      Как будто сняли и меня с креста.

      Но умер я не за друзей своих,

      Не от идей умолк в пустыне стих.

      О нет, я миру был совсем чужой

      И шел забытой по степи тропой.

      И жутко мне с самим собой везде,

      И вилами пишу я по воде.

      Лишь этот нравится мне древний храм,

      И с ящерицами я по утрам

      Хожу сюда, но больше не молюсь:

      Я собственных молитв своих страшусь.

      Но за меня суровый аквилон

      Поет среди поверженных колонн.

      1949