Великие битвы великой страны. Сергей Петрович Алексеев

крестились. Стали полукругом.

      – Увести бы мальчонку надо, – сказал кто-то.

      – Пусть сидит, – ответила тетка Агафья. – Пусть плачет. От слез оно легче бывает.

      Потом подошла к Митьке, погладила по голове, зашептала:

      – Пошел бы ты спать, соколик! Спать! – и осторожно подталкивает Митьку к двери.

      Вышел Митька на улицу и побрел. Где бродил Митька, никто не знает. Да и сам он не помнит. Только в конце концов пришел к своему дому.

      – Опять шлялся! – набросилась на него девка Палашка.

      Потом посмотрела на лицо, осеклась: лицо у Митьки стало страшным. Испугалась Палашка, оставила Митьку в покое. Плюхнулся Митька на лежанку, уткнулся носом в рукав и снова заплакал. Вздрагивают худенькие Митькины плечики, стонет душа: «Даша, Даша…»

      И в это время вдруг дед Ерошка забил в колотушку. Раз, два, три… двенадцать.

      Наступил Новый год.

      Пожар

      Среди ночи Митька вышел на улицу. Сквозь легкий зипун сразу пробил мороз. «Вь-и-ть», – просвистел ветер. Надвинул Митька покрепче шапку и двинулся к дому управляющего. Немец ложился спать. В окне горела свеча. Управляющий разделся, задул свечу, лег. Митька выждал время, подошел к двери, задвинул скобу и для надежности привалил колодой. Потом пошел на конный двор, взял охапку соломы и положил под дверь. Принес вторую и положил под угол дома, со стороны окна.

      Огонь вспыхнул сразу. Языки пламени лизнули крыльцо, занялся угол.

      Прибежал дед Ерошка.

      – Пожар! – закричал он истошным голосом.

      На улицу стали выбегать дворовые. Появился Федор. Протирала глаза, не понимая, в чем дело, заспанная Палашка. Никто и не обратил внимания на Митьку. От крика проснулся немец. Бросился к двери, забил кулаками и дико закричал. Люди не двигались с места.

      Тогда вышла вперед тетка Агафья.

      – Все же человек, – сказала она, – побойтесь Бога! – и пошла к двери.

      Но ее опередил Федор.

      В руках у него оказался кол. Он влетел на крыльцо, стал спиной к двери и грозно замычал. Все замерли. И только выскочила девка Палашка.

      – Ирод! – завопила она. Бросаясь к Федору, вцепилась в его кудлатую бороду. – Ирод! – кричала. – Убивец!

      А немой лишь мычал, еще сильнее прижимая дверь плечами и неловко отбиваясь от девки Палашки. И по озаренным окнам металась огромная тень немца.

      Митька постоял, постоял, потом повернулся и пошел к скотному двору. Там он перелез через изгородь и стал подниматься в гору, в сторону леса.

      На взгорье он остановился, взглянул на усадьбу. Там высоко в небо поднимались языки пламени. Потом разлетелись в стороны искры. Это рухнула крыша. И в то же время в господском доме вспыхнул свет: господа проснулись. Митька еще раз посмотрел на усадьбу и вошел в лес.

      Глава третья Гвардейский поручик

      Беглый

      По тракту из Москвы в Петербург мчался на тройке молодой офицер. Мчался офицер по срочным делам, даже в новогоднюю ночь ехал. Верстах в трех от почтовой станции, что возле села Чудова, ямщик вдруг