Второй после Солнца. Часть первая. Игорь Белладоннин

нета паликаза, – объяснил Фу И, известный также тем, что имел шесть принципов, четыре правила и семь причин радоваться. – Во-ватолыха, нета далоги.

      – В-третьих, жарко, в-четвёртых, далеко, – продолжил Аркаша, снова перейдя на шведский. – Всё разумно. Никаких Теруэлей! Начштаба Карлссон!

      – Я, – отозвался Пер, предчувствуя очередной сеанс Аркашиного зубоскальства.

      – Вам не терпится подвести меня под трибунал? Что ж, извольте, но вот людей пожалейте. Ведь из-за вашего нетерпения товарищ Фу И может так и не сделать в жизни ни одного доброго дела!

      Остыв, Аркаша из подручных средств соорудил себе удилище. До рассвета он спускался с ним к тому, что осталось от речки.

      – Первая рыбка – за Хэма, – говорил Аркаша, – вот его бы сюда с его снастями. Вторая рыбка – за Пера, а третья – за Аниту, ну и четвёртая – за Фу И.

      На закате, когда прекращались бомбёжки и появлялись вороны, Аркаша стрелял любознательных птиц из рогатки. При этом первую птицу он посвящал Фу И, и снова лишь вторую – Перу.

      И наступала ночь. Аркаша и Анита лежали под звёздами. Им не спалось. Звон тишины давил на уши не слабее грохота снарядов.

      – Ну что, – начинал Аркаша, – поговорим, как звезда со звездою?

      – Это ты – звезда, – подхватывала Анита, – а я, в лучшем случае, подзвёздник.

      – Но ты – мой подзвёздник? – спрашивал Аркаша.

      – Тебе это так важно, – интересовалась Анита, – только ли я подтвоя?

      – Да, важно, поэтому я отсылаю Пера спать на другой конец лагеря, – отвечал Аркаша (он отсылал Пера под тем предлогом, чтобы одним снарядом не убило сразу двух командиров).

      – Неужели ты способен на ревность? – не переставала удивляться Анита.

      Ночью, под небом, кишащим звёздами, даже Аркаша был способен на ревность, ночью даже Аркаша говорил глупости:

      – Я способен на всё: размолотить, раздавить, втромбовать в землю всех, кого ты любила, всех, кому ты отдавалась, всех, кто по-хозяйски залезал в эту маленькую дырочку до меня.

      – Тяжёлый случай, – вздыхала Анита, – запущенная звёздная болезнь. Но мы её вылечим. Я никого не буду больше любить. Я никому не отдамся больше – без твоего разрешения.

      Аркаша недоверчиво хмыкал.

      – Я знаю, что говорю. Я чувствую, ты – последний, – говорила Анита так, как говорят только ночью, под звёздами.

      Однажды утром бомбардировщики не прилетели. Аркаша встал в полный рост и огляделся: он стоял среди трав. Травы были красные, травы были жёлтые, травы были белые, и даже попадались зелёные травы.

      – Я люблю тебя, Испания, – признался Аркаша, опускаясь на колени.

      – Я люблю каждую твою травинку, – говорил Аркаша, целуя каждую травинку по очереди.

      – Я люблю каждый твой камешек, – говорил Аркаша, целуя по очереди каждый камешек.

      – Я люблю смердящие трупы под твоим небом, потому что это трупы твоих детей, я люблю твоих иссушённых зноем старух в чёрных вороньих платках, я люблю твоих неистовых мужчин, твоих женщин с прозрачными