Жребий окаянный. Браслет. Алексей Фомин

извлек из кармана пятисотрублевку и протянул женщине.

      – Сейчас я принесу вам билеты и сдачу, – сказала она, собравшись вновь исчезнуть за одной из дверей. При виде лобовской пятисотки она стала выглядеть еще более смущенной.

      – Да постойте же, – остановил ее Лобов. – Потом сдачу, потом билеты… – Неизвестно отчего, но Лобов тоже смутился, внезапно ни с того ни с сего впав в легкое косноязычие.

      Мимолетное лобовское смущение под прямым взглядом больших серых глаз этой простодушной провинциалки не могло укрыться от Веры, и она, дабы не дать усугубиться этому пагубному обоюдному смущению, тут же взяла инициативу на себя, выступив вперед и прикрыв собой Лобова.

      – Здравствуйте! Как вас величать? Меня звать Вера. – Она протянула незнакомке руку для рукопожатия.

      Та, еще больше смущаясь, неумело пожала протянутую ей руку.

      – Ой, знаете, лучше я вовсе не буду брать с вас денег! – И она попыталась вернуть Вере лобовские пятьсот рублей. – Меня зовут Анастасия Федоровна. Это несправедливо – брать с вас деньги за осмотр экспозиции. Ведь вы могли бы осмотреть ее самостоятельно и бесплатно. Но у нас уже уволили смотрительниц залов, и пустить вас туда без сопровождения я не имею права. Извините, правила… Наш музей закрывают уже на следующей неделе. Так что я проведу экскурсию бесплатно: ведь вы, похоже, наши последние посетители.

      – Кто же посмел закрыть такой замечательный музей? – с возмущением поинтересовался Валентин. Он, еще не увидев экспозиции, был уже твердо уверен, что музей действительно совершенно замечательный, ибо только замечательный музей может располагаться в таком замечательном доме и иметь своим сотрудником такую замечательную женщину, как Анастасия Федоровна.

      – Давайте же приступим к осмотру экспозиции, – строго потребовала Вера, почувствовав, что и Валентин уже подпал под обаяние серых глаз.

      Анастасия Федоровна, так и продолжая комкать в руке злополучную купюру, проследовала вверх по широкой лестнице. Следом за ней гуськом потянулись Валентин и Лобов. Замыкала процессию с некоторым отставанием Вера.

      Экспозиция занимала собой весь второй этаж, состоящий из двух больших залов и восьми небольших комнат. Один из залов был отведен под небольшую картинную галерею из трех десятков полотен.

      – Это… Это ведь Лентулов? – не веря своим глазам, воскликнул Валентин, обращаясь к еще не успевшей ничего сказать Анастасии Федоровне. – А это… Мама дорогая! Шагал!

      – Да. И Лентулов, и Шагал… – подтвердила она. – У нас…

      – Послушайте, – перебил ее Валентин, – такие сокровища – и без всякой охраны…

      – Почему ж без охраны? – возразила она. – У нас на дверях и на окнах сигнализация имеется. – И указала рукой на допотопные датчики, наклеенные на стекла. – Это все наследие семьи купцов и промышленников Стрельниковых. Сейчас мы с вами находимся в особняке, построенном в тысяча девятьсот восьмом году последним представителем этого рода, жившим в нашем городе, Артемием Ивановичем Стрельниковым.