Министерство по особым делам. Натан Ингландер

сбили имя Двух Ножей, само надгробие не тронули. Перелезли через стену и пошли домой. От Пато всего-то и требовалось, чтобы он шел по прямой. Так нет же, он свернул к могилам, мимо которых они не проходили, и вдобавок размахивал фонарем. Кадиш был готов задушить сына – и пусть, прости господи, рядом с первым останется второй труп.

      Пато направил луч фонаря прямо на тело. Склонился было над ним, но Кадиш схватил сына за шиворот.

      – Хочешь его пощупать? – спросил Кадиш. – Отпечатки пальчиков на нем оставить, да? А потом объяснять, что это нас сюда принесло посреди ночи? Вижу не хуже тебя – убили. Но даю голову на отсечение, Пато, – убийцы поблизости нет. Хочешь, чтобы мы на эту роль записались добровольно? Все будут только рады.

      Вот почему Кадиш и не хотел ничего видеть, не хотел подходить к трупу. Одно дело – глянуть издалека, а стоять прямо над этим горемыкой – совсем другое.

      Это был молодой парень, он лежал на спине, без рубашки. Ноги – у одного надгробия, голова – у другого. Горло перерезано, тело уже обескровлено. Рядом ни капли крови.

      – Его сюда откуда-то перенесли, – сказал Пато.

      – Понятно, что он не своими ногами пришел. Ты что думаешь, они из земли вылезают, как тюльпаны? Их убивает полиция, потом выкидывает, а в газетах печатают всякую хрень. Трагедия, что тут скажешь. А теперь – домой. – Кадиш бесшумно заскользил между могил. Пато не шевельнулся. – Стоять здесь – хуже в Буэнос-Айресе места не найти.

      – Для нас с тобой – стоять, – заметил Пато. – А для этого парня – лежать. – Он поднял фонарь и высветил на могильных плитах еврейские звезды, выгравированные руки и даты по еврейскому летоисчислению.

      – Предлагаешь оттащить его к машине, а потом выбросить в Помпее?[14] Такой у тебя план? Поверь отцу, – сказал Кадиш, – если они начнут резать глотки евреям, заметать следы никто не подумает.

      – Откуда ты знаешь, что он – не еврей?

      Кадиш выхватил фонарь и направил на голову убитого.

      – Посмотри на этот нос. Такими Господь евреев не жаловал, как минимум, две тысячи лет. У тебя шнобель при рождении был больше.

      Кадиш поднес фонарь к своему подбородку – получились эдакие солнечные часы. В семье Познань считали (а нередко так и говорили), что могучий носяра Кадиша был самым скромным из трех. При всей научной недостоверности от такого доказательства не отмахнешься. Кадиш опустил фонарь и взял Пато за руку.

      – Пора домой, – сказал он. – С евреями на этой стороне пусть разбирается Фейгенблюм со своим правлением. А нам, мой hijo de hijo de puta[15], своих евреев хватает.

      Кадиш откашлялся, как всегда поутру, почесался, где чесалось. Приплелся на кухню и с удивлением обнаружил там жену – что это она задержалась? На столе лежала развернутая газета, и Лилиан, держа страницу за край, посмотрела на него поверх узеньких очков.

      Кадиш поцеловал жену в щеку, сел рядом.

      – В сегодняшних газетах еще не напишут, – заметил он.

      – Откуда ты знаешь, что я ищу? – спросила Лилиан.

      – Раз

14

Новая Помпея – рабочий район Буэнос-Айреса.

15

Сын сына шлюхи (исп.).