Шаги за спиной. Сергей Герасимов

Так надо было сразу и говорить.

      Валерий оторвал сонного муравья от шторы, сел на кровать и положил его рядом с собой. Муравей ежился, испугано. Валерий погладил его ладонью:

      – Не бойся, ты хороший, я тебя не трону.

      Муравей поднял вполне человеческое личико (на самом деле это был не муравей, а Бородулькин, которого всегда били) и прослезился. Слезы капали и оставляли желтые пятнышки на простыне.

      – Ну скажи же мне что-нибудь, – пробормотал Валерий, – я тебя люблю, маленький.

      Муравей заплакал еще горше и сквозь слезы ответил:

      – Ася умерла, жена твоя.

      – Туда ей и дорога.

      – Упала с лестницы. Два дня мучилась, а перевезти ее нельзя было. Так и умерла. Тебе звонили, звонили, а ты трубки не брал. Эх ты!

      – Да я и не любил ее никогда, – ответил Валерий, – хотя жаль, конечно. Наверное, мне жаль.

      – Знаю, – ответил муравей, уселся поудобнее, оторвал себе две промежуточных лапки и превратился в грустного чертика, – знаю, она тебя тоже не любила. Выпьем, что ли?

      – Выпьем, – ответил Валерий. – За упокой души моей жены…

      Но что-то мне совсем плохо…Почему выключили свет?.. Дай мне кружку, вот так…

      И они выпили.

      8

      Одни звуки были железными, точнее блестяще-стальными и легкими, другие фарфоровыми, третьи мягкими, как свет в сумерках. Говорили несколько голосов, слова были непонятны, но мелодичны. Не открывая глаз, Валерий стал сплетать мелодию из звуков, потом музыку из нескольких мелодий. Звуки голосов подыгрывали ему: становились то громче, то тише. Послышались рыдания – совсем новая музыкальная тема, гармонично вплетающаяся в общую ткань. Шелест полотна, приоткрывают окно, и вот снова рыдания. Валерий открыл глаза.

      У постели сидел дядя жены, злобный и насупленный; его толстый нос казался еще больше. Над сгибом локтя торчала капельница, приподнимая надутое лекарством брюшко, как сытый огромный комар. Кто-то плакал с левой стороны, но не хотелось поворачивать голову.

      – Я в больнице? – спросил Валерий.

      – Да.

      – Почему я не умер?

      – Ты был мертв четыре минуты. Тебя уже не надеялись вытащить. Откуда ты узнал? – спросил дядя.

      – О чем?

      – О, об Асе, о ней! – дядя обхватил свою голову руками, несколько театрально.

      – Мне сказали.

      – Никто не думал, что у тебя такое чуткое сердце, – вмешалась асина мать с другой стороны, – врач сказал, что тебя спасли чудом. У тебя в комнате нашли четырнадцать пустых бутылок, четырнадцать! Откуда у тебя столько бутылок, ты же много не пил?

      – Ученики подарили, – ответил Валерий.

      – Ты не такой уж и черствый, продолжила асина мать, – мне приятно, что ты ее так любишь (она всплакнула и плач затянулся).

      – Я вернулся, – сказал Валерий, – я вернулся с того света.

      Я был мертв четыре минуты. Прости меня, но я мало думал об Асе, когда хотел умереть. Но я вернулся и хочу остаться. Ведь есть же ребенок. Есть наша общая память – мы так помним ее…

      – Но теперь, ты понимаешь,