Шаги за спиной. Сергей Герасимов

мне сегодня звонили? – предположил Валерий.

      – Не я. А что сказали?

      – Сказали, что убьют.

      – Значит, убьют, – согласился мужчина, – особенно, если есть за что.

      Они вместе пошли к выходу из парка, шли медленно и всю дорогу незнакомец объяснял Валерию что нужно делать с бабами, чтобы они приходили. По его словам это было не так сложно. Они расстались у станции метро почти друзьями.

      Незнакомец вынул деньги, нашел двадцатку и подарил Валерию.

      – Спасибо, – сказал Валерий, – но мне деньги сейчас не нужны.

      6

      Приближалась ночь. В кустах раздирался нелепо громкий воробей, призывая воробьиху; тишина становилась прозрачной, пропускающей сквозь свои слои дальнее шуршание автомобильных шин по лужам, детские голоса, гудок поезда, неуловимо знакомую мелодию, искаженную расстоянием до совершенства.

      Он отпер дверь своим ключом. Дома никого не было. А если кто и был, это не меняло. Ничего не меняло. Он не разговаривал с родственниками жены, если не было к тому сверхъестественной потребности. Те чужие люди никогда бы не помогли ему и никогда бы не сказали доброго слова.

      Валерий побродил по комнате, сел за инструмент и набросал несколько тактов, проверяя и подправляя их пальцами. Он записывал утреннюю песню птицы (три четвертых) – не мелодия, но божественный аккомпанемент. Закончив, он направился к стенному шкафу. В шкафу стояли четырнадцать бутылок водки – этого хватит, чтоб убить слона. Тем более хватит, чтобы убить мелкого учителя музыки.

      Бутылки не были его собственностью. Дело в том, что приближался выпускной вечер, а перед ним карнавалились выпускные экзамены – нас возвышающий обман. За бутылку водки экзамен сдавался на бал или на два лучше. Без бутылки – хуже. Из ста восемнадцати учеников сто семнадцать принесли бутылки и другие мелочи. Сто восемнадцатой была фанатка Роза Бах (имела пять по музыке только из-за фамилии), фанатка собиралась сдавать без бутылки. Интереснее всего то, что она сдаст. Бутылки раздали учителям, из малопьющих, чтобы они сохранили трофей, который был бы неминуемо найден комиссиями, неутомимо шныряющими по школам… Господи, как далеко теперь все это… Жизнь… Что такое жизнь? Она всегда висит на волоске – на волоске воли к жизни. А вот теперь этот волосок порван. О чем я думаю?

      О чем я только думаю? – подумал Валерий. – Я думаю о том, о чем я сейчас думаю. Но ведь это же неправда, я думаю совсем о другом. Я думаю не о том, о чем должен думать. Надо написать последнюю записку. Все самоубийцы делают так. Без последней записки даже невежливо как-то. Сказать, что я никого не виню. А кого мне винить? – сам виноват, вот, убегаю как трус. Почему как? – просто трус. Надо написать завещание.

      Денег – одна двадцатка, но все равно деньги. Трудно сразу представить – это много или мало. Я бы ел на эти деньги целый месяц, и хорошо ел. Хороший я придумал способ покончить с собой – получше, чем в романах. Главное, безотказный, пути назад нет. Я говорю сам с собой? Да, я говорю сам с собой – как маленький ребенок, играющий в песке. Я маленький ребенок, поиграл и пора спать. Вечным сном. Сколько нужно выпить, чтобы умереть? Четырнадцати бутылок мне хватит, это точно.

      Он