Маленький памятник эпохе прозы. Катерина Шпиллер

падающим снегом, при этом что-то тихонько напевает, выделывая танцевальные па ногами в тёплых шерстяных носках. Зима, смеркается рано, в комнате заметно потемнело, на улице зажглись фонари. И свет от ближайшего падает через окно на пол скособоченным квадратом, делая наши лица слегка голубоватыми, а скучной обстановке маленькой комнаты придавая волшебную таинственность.

      – Включите кто-нибудь люстру! – требует Люда, измучившись оценивать размеры бедствия в виде прыща, чтобы, наконец, решить – выдавить или подождать?

      – Зачем? И так хорошо, – негромко отвечает Марина, глядя изумрудными глазами на улицу и приступая к чарльстону.

      – Ага… И так хорошо, – отзываюсь я из глубины дивана, убаюканная теплом пледа, Марининым напевным шёпотом, подступающей зимней ночью.

      – А мне ни фига не видно! – сердится Люда.

      – Малюдки! Заткнитесь, пожалуйста, – мирно прошу я подружек, чувствуя, что сейчас сладко задремлю.

       У кого из нас дома это было – с зеркалом, с пледом и окном? Не помню. Сколько набралось похожих эпизодов за десять лет – тысячи. Мы часами торчали друг у друга в гостях, вместе делали уроки, наши родители любили и привечали каждую, и этой дружбе никогда не должен был прийти конец. По всем законам жизненного жанра.

      Ах, как однажды мы смешно поссорились! Вернее, ссорилась я с Мариной, а Людка пыталась нас примирить. Случилось это классе в пятом, причина уморительная: мы возвращались из кино, посмотрев какой-то полнометражный японский мультфильм, заставивший нас переживать и даже всплакнуть («Принцесса подводного царства», что ли?). И я, находясь под впечатлением, в волнении и с горящими щеками, воскликнула:

      – Как они здорово это делают! Почему наши так не умеют?

      И вдруг Маринка, всхлипнув последний раз, откашлялась и патриотично заявила:

      – У нас прекрасные мультики, я их очень люблю!

      Ведь права была, но на меня нашло дурное. И уж нашло, так нашло!

      – Какие? – прищурилась я. – Дурацкий волк с зайцем, да? Гыгыгы, как смешно, тупой волк бегает за придурочным зайцем!

      Накрыло и Маринку.

      – А я люблю «Ну, погоди!». И что? И ещё много люблю, например, пластилиновые, они смешные! Тебе же тоже нравятся!

      – Пластилиновые? Да, нравятся. Как шуточки. А сделать, как японцы, не могут, не могут!

      – Девчонки, да ладно вам! – Людка с тревогой поглядывала на нас – сощурившихся, подбоченившихся, готовых из-за фигни сцепиться.

      – Тебе просто всё наше не нравится! – воскликнула Марина.

      – Зато у тебя вкус отменный! Любить «Ну, погоди!» – это ж надо! – презрительно бросила я. Сейчас вспоминать забавно – ведь фыркнули друг на друга и пошли в разные стороны! А Людка осталась стоять на месте и взывать:

      – Девки, вы сдурели совсем?

      Но мы с Мариной, гордые и глупые, задрав носы, разошлись, обиженные и непонятые.

      На следующий день в школе на первой же перемене мы трое, озабоченно сопя, собрались у подоконника