Тропами вереска. Марина Суржевская

топь приоткрыла, выпуская смрад. Запузырилась трясина, выплевывая жижу вонючую, и наполз белесый пар оттуда. Тяжелый, ядовитый. Чуть больше вдохнешь – не очнешься. Так что я медлить не стала. Как охотники попадали на землю, так я косолапого за лапу и в низину. Голова от смрада закружилась, мишка заревел, но я держала крепко. Самой-то мне мальчишку не поднять… Он хоть и младше меня зим на десять, а выше на голову да на пуд тяжелее. Косолапый Таира схватил, и мы обратно бросилась.

      – Закрывай! – кричу болотнице. А она пакостничает, нежить водная, не торопится. Эх, я разозлилась! Косолапого вперед протолкнула, а сама вернулась. Хоть в глазах уже слезы кровавые и в ушах звон стоит, а иду. Хлопнула ладонью по земле, так что содрогнулось болотце и дырка под ним образовалась. Не закрою – иссохнет за зиму, в нутро земляное уйдет. Утопленница заволновалась, запричитала, прямо как живая. И смрад мигом пропал, и кувшинки по берегам зажелтели, даже квакуши выползли, петь пытаются. А я хмурюсь стою, хоть и не серчаю уже. Устала только. На глупую нежить с ее шалостями силу разбудила. Но дыру решила пока оставить, чтобы знала болотница, как ведьму злить!

      Косолапый уже к мальчишкиному боку принюхивался, порыкивал. Хорошо, не голодный, а то мог и отхватить кусок, пока я там силушкой разбрасывалась. По ушам ему дала, чтобы пасть закрыл, и велела к опушке паренька нести. Сама рядом пошла. Так до пролеска и добрались: косолапый ковыляет, на спине его Таир лежит, а рядом я подолом мету…

      Медведя отпустила, путы ведьминские сняла, да благодарность выказала. Он и умчался, а я возле паренька присела, лоб потрогала. Ничего, жить будет, захворал чуток. Прислушалась, принюхалась, учуяла мужика на поле. Сидит, к стогу привалился, травинку жует. Да вот мелькнул на тропке платок белый, знакомый… Пастух вскочил, бросился следом, а я тропку подтолкнула, завертела, к лесу направила. И заволновался деревенский, забеспокоился, но платок мелькает меж деревьев, зовет…

      Отошла в сторонку, чтобы пастух меня не увидел, распустила клок тумана, которым как платком размахивала… Тут и Таир застонал.

      – Парень! Да откуда ж ты тут? Раненый что ли? – запричитал пастух, ощупывая паренька и озираясь. – Ох, а мне с дрему супружница привиделась… А то так и лежал бы ты тут, до зимы, пока в землю не вмерз! Ну, давай, милок, вставай, чай не девица!

      Со стонами Таир все ж поднялся и, опираясь на пастуха, заковылял прочь.

      – Как же ты тут оказался?

      – Меня медведь принес на спине. А рядом девушка шла… Глаза голубые, волосы рыжие до пояса, словно шуба у лисички… И улыбка ласковая такая… Где она? Мне найти ее надо… краше ее не видел…

      – Ох, бедняга! – поцокал языком мужик. – Нескладицу несешь, привиделось тебе, парень… Все привиделось…

      Я нахмурилась, а потом улыбнулась. Чистая у паренька душа. Хорошая.

      Саяна упала сверху, устроилась на голове, потопталась, когтями вырывая мои пакли. Вот чертовка, сварю…

      ***

      Служитель явился, когда месяц тропку светом выткал. Я уже было обрадовалась: не нашел