Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011. Владимир Бойков

дворницкой лопаты

      шорох слышится с утра.

           Простираясь недалеко,

      мысли зримые тихи,

      и мгновенна подоплека

      вдоха-выдоха в стихи.

           Бог ли дали мне зашторил

      серебристою тоской?

           Наяву я грежу что ли?

           Жду ль кого-то день-деньской?

           Мимолетность – лейтмотивом

      всякого черновика.

           Иней в окнах – негативом

      писанного на века.

              Задержавшемуся мигу

         удосужив свой кивок,

         я вникаю в эту книгу

         и в застрочье, и меж строк,

         где пробелом между делом

         неизменно явен мне

         город белый, белый терем

         с белым обликом в окне.

      «Запропали где-то вихри…»

           Запропали где-то вихри —

      позади иль впереди…

           Хруст шагов – чужих, своих ли —

           душу только бередит.

           Гвоздь ко всякому моменту

      звонко ходики куют

      и за чистую монету

      гвозди эти выдают.

           Настоящего событья

      кто б удачней прикупил:

      в каждом "есть" могу открыть я,

      что ж я буду, что ж я был!..

           Разве не мгновенна вечность —

      я же в вечности бреду!

           Может, в этом я беспечность

      наконец-то обрету?

           Вот уж чувствую вольготу —

      бить перестает в виски

      жизнью втянутый в работу

      маятник моей тоски,

      и теряю счет неделям —

      поглотил меня вполне

      город белый, белый терем

      с белым обликом в окне.

      «От тишайшей этой стужи…»

           От тишайшей этой стужи

      и от каменных палат

      я решил бежать, и тут же,

      взяв билет, я стал крылат

      в предвкушении сперва лишь,

      как меня, оторопев,

      встретит славный мой товарищ,

      деревенский терапевт!

           То-то б нам покуролесить,

      но пургою мой визит

      сбит с маршрута и АН-10

      в непредвиденный транзит.

           В заметенной деревеньке

      мой гостиничный редут,

      где теряются не деньги —

      в счет деньки мои идут —

      и дотошный где будильник

      этот вьюжный свет честит.

           Закадычный собутыльник

      здесь меня не навестит.

           Отнесен, считай, к потерям

      в снежной этой пелене

      город белый, белый терем

      с белым обликом в окне.

      «На крутую эту вьюгу…»

           На крутую эту вьюгу

      тишь внезапная легла,

      наконец-то, в гости к другу

      мне пробиться помогла.

           Медицинским чистым спиртом

      разбавлялся разговор,

      и под звездный свод испытан

      нужный путь на снежный двор.

           В лад не спящей ли царевне

         белый обморок зимы —

         всей поди слышны деревне

         торопливые пимы.

              Запоздало