Солнце больше солнца. Игорь Алексеевич Гергенрёдер

из нескончаемых хозяйских запасов, капустой. Штабс-капитан сказал солдату:

      – Спасибо, Михаил!

      – Ещё каймак и простоквашу принесу, – ответил тот.

      Офицер пригласил Маркела:

      – Садись с нами.

      Маркел, которого за стол с собой сажал Москанин, не зашёлся благодарностью. Нутро противилось тому, что говорят плохое о большевиках, а, значит, о Москанине. Он пробормотал:

      – Я в кухне поем, – и ушёл.

      19

      Маркел сидел в кухне на лавке, Илья стоял, наклонившись над припасами, принесёнными из погреба, покуривал цигарку с самосадом. Мария пристроилась у края стола, ела кисель с хлебом.

      – Топлёного сала у нас ещё хватает, – сказал Илья.

      Солёного сала, копчёных окороков красные не оставили, как и домашней колбасы.

      – Чего мне наговорили про Учредительное Собрание… – сказал Неделяев, думавший о своём.

      – Ругали, что ль? – спросил Илья.

      – Ругали большевиков, что они убивали тех, кто за это самое собрание, – сказал Маркел насмешливо.

      – А что? Убивать они умеют, – заметил Илья.

      Маркел так и вскинулся:

      – Они убивали за идею! И не всех!

      – Может, у них идея – убивать не всех сразу, – произнёс Илья с невинным видом.

      «Над кем, гад, насмехаешься!» – подумал Маркел, говоря с напором:

      – Что у тебя было и кто тебе дал землю и всё?! – он крутнул головой, обведя кухню взглядом и уставив его в окно во двор. – Чего ещё хочешь?

      – Чтобы Мария на завтра сварила гороховый суп с топлёным нутряным салом, – ответил Обреев, подмигнул девушке.

      Из горницы вернулся солдат, которого офицер назвал Михаилом, сказал, не обращаясь прямо к Марии, тоном рассуждения:

      – Надо бы воды нагреть, постирать штабс-капитану бельё.

      Девушка допила кисель и, дожёвывая хлеб, взяла ведро воды – налить в котёл на печке.

      – Нравится денщиком быть? – спросил Михаила Маркел.

      – У нас не денщики, а ординарцы! – произнёс Михаил со значением.

      – Слово другое, а тот же слуга, – подковырнул Маркел. – Ты по своей воле пошёл?

      – По своей.

      Обреев, с любопытством глядевший на солдата, спросил:

      – Ты ведь сельский?

      Тот ответил с наигранным простодушием:

      – Я? Я из деревни.

      – Наверно, не бедняк, – заметил как бы вскользь Маркел.

      Михаил, чувствуя за расспросами серьёзный интерес, сел за стол.

      – Мы жили: отец, мать, я с женой и мальчонкой и мой младший брат холостой, девятнадцатый год ему, – начал он обстоятельно. – У нас в хозяйстве – конь и кобыла с сосунком, две коровы были, поросёнок, овцы. Красные корову увели, поросёнка, овец съели, зерна оставили лишь на посев. И что мы поняли? – произнёс он многозначительно. – Что разбойник, что волк: унёс поживу, да не всю – снова придёт.

      – Тебя послушать, так и натерпелись же вы от разбойников и волков! – сказал Маркел.

      Михаил внимательно поглядел на него, чуть усмехнулся:

      – Вот