Истории мертвой земли. Евгений Игоревич Долматович

бы там ни было, такое просто не может не надоесть!

      Отчасти я осознаю причину своих неудач: каждое мое творение всенепременно желает обитать – даже застыть! – в стабильном и заранее предугаданном состоянии; эти бедолаги совершенно не любят сюрпризы. Но ведь именно стабильность и предугаданность приводят к обыденности.

      Эх, наивные простаки…

      ***

      – Люций, милый, что-то не так?

      Я тушу сигарету в пепельнице и отворачиваюсь от окна, из которого с высоты в семьдесят этажей открывается вид на придуманный мною же человеческий город. Внимательно смотрю на девушку. По меркам людей она очень красива. Возможно, я даже мог бы ее полюбить, заставить, чтобы она любила меня. Но пока что она думает лишь о власти, каковую олицетворяет мое имя, как и о последующих выгодах для самой себя – еще одна особенность человечества, отчаянно рвущегося провести отпущенный им крошечный отрезок времени в сплошных удовольствиях. Быть может, это передалось им от меня? Кто ж знает. Так или иначе, но бедняжка даже и не догадывается, что я ежеминутно меняю ее жизнь и ее мысли – кем только она уже ни была!

      Сегодня, например, она хитрая меркантильная сука. А завтра, возможно, я сделаю ее секс-рабыней, а то и вовсе молчаливой женой какого-нибудь нищенствующего плотника.

      – Детка, всему виной причинно-следственная связь.

      – Э-эм… В смысле?

      – Не важно.

      – Иногда я тебя не понимаю.

      Пожимаю плечами.

      – Это нормально.

      Какое-то время она раздумывает, как поступить дальше, а после лукаво улыбается:

      – Идешь в постельку? А то мне без тебя не уснуть…

      Я же тем временем похищаю у нее воспоминания детства, краду ее сокровенные мечты – так, чтобы ей было о чем задуматься на досуге.

      Глупышка Мария, кем бы она ни была, но она тоже считает меня пустым, а ночами ей грезятся безпространства – не такие, конечно, как у Кхе-ре и всех прочих, но подогнанные под рамки и требования ее реальности, обусловленные особенностью ее личности. Ее нынешней личности.

      В любом случае суть остается неизменной.

      И вот я закрываю глаза и вижу мечты Марии, вижу, кем она была очень-очень давно, когда я только окончил творение, наслаждался им, постигая мельчайшие его особенности.

      Я чувствую, как откуда-то с запада ветер приносит запах дыма; я погружаюсь в эту реальность, успокаиваюсь.

      Мне известно, что дымом здесь пахнуть не может, только если летом и пшеницей. Мария меж тем улыбается, подливая молока в мою кружку.

      – Молоко, – зачем-то говорю я.

      – Да, – звонко смеется она.

      И ее смех, такой лучистый, такой искренний, словно бы теплое дуновение весны в конце февраля, заставляет и меня улыбнуться. Дым? Глупость какая! Нет тут никакого дыма. Зато есть ее лицо, блеск глаз, аромат волос… – как же она прекрасна! И вот она – здесь и сейчас! И так будет всегда!

      Протягиваю руку и касаюсь ее загорелого плеча.

      – Что? –