Период первый. Детство. Евгений Орлов

замолчал, задумался. Насыпал на ладонь новую порцию нюхательного табака. Взял оттуда щепотку, глубоко вдохнул его одной ноздрей, затем другой, посидел сморщившись, два раза громко чихнул, высморкался и стал объяснять мне, как взрослому:

      – Минька на жизнь обижен. К людям он уважительный, хоть гоняет всех по-пьяни и дерётся. На свою долю трезвый он не обижается, а пьяный сдержаться не может.

      Дед положил мне руку на голову, посмотрел в глаза, как бы прикидывая, понимаю ли я его.

      Жизнь Миньки была на удивление тяжелой, даже на фоне повсеместных тяжестей того периода. Свою мать, женщину ловкую и работящую, он похоронил ещё до войны. Тогда людей из Бедного гоняли на станцию Журавку копать желтую глину для охрового завода. Там её, в карьере землёй завалило, только на второй день откопали. Из детей Минька был старшим. Своим пятерым сестрам и брату стал и мамкой, и папкой, потому что его отец Павло, к жизни был мало приспособлен. Всё суетился, спешил, затевал, что-то большое, но ничего у него не получалось. Даже по хозяйству в мужской работе ему жена помогала.

      А Минька в мать пошел, потому после её смерти хозяйство вёл исправно. Тогда у бедных дети мёрли как мухи, а их семья хоть и бедно жила, но дети крепкие росли. Перед самой войной на их головы новая беда свалилась – сгорела хата. Еле успели вынести постель, и кое-что из одежды. Хата, рубленная была, не саманная. Потому сгорела почти полностью: две стены наружных осталось, да печь с трубой торчала посредине. Но они успели, до того, как в село немцы пришли, себе землянку отстроить под косогором, через дорогу от их подворья.

      При немцах жить страшно было, но хоть какой-то порядок всё же соблюдался. В Гражданскую людям страшнее жилось: всякий, кто приходил с оружием, творил с жителями всё, что ему заблагорассудиться.

      Полицаев не опасались. Они люди подневольные, назначенные, но свои, понимали жизнь сельскую, и обхождение имели нормальное с народом. А двоих полицаев – Тихона с Платоном – осуждали. Они в полицаи сами записались, да и слава за ними была недобрая. Они и в коллективизацию людям крови много попортили: и хлеб отбирать с отрядами по дворам ездили, а когда людей раскулачивали, много себе добра забирали из чужого хозяйства.

      От румын и итальянцев тоже досталось, пока они в селе стояли. Фронт рядом, по Дону проходил. Хорошего от фронта никто не ждет. Вот они и лютовали: то ли со страху, то ли от злости, а, может, люди они такие плохие, кто их теперь разберёт.

      Оккупация много горя принесла. Даже кто побогаче жил, и у тех за это время всё хозяйство порушили: то яйца требуют, то кур режут, то гусей, а то свинью завалят или бычка. У бабы Насти даже корову дойную зарезали.

      Когда немцы в селе были, так люди на своих обидчиков приспособились им жаловаться. Немцы иногда заступались. Всё, конечно, не удавалось вернуть, но хоть пол туши хозяевам доставалось. А тетка Мотря через немцев своего поросенка даже у полицая Тихона забрать сумела.

      Тихон