Последний рейс «Фултона». Борис Сударушкин

подступила к арестованным.

      Солнце било в понурые головы рабочих, жажда становилась все нестерпимей. И тут из ворот дома, мимо которого их вели, выбежала женщина с ведром и кружкой. Не успели конвойные оттолкнуть ее, как она нырнула в колонну, дала напиться. И быстро исчезла.

      Возле кондитерской фабрики колонну поджидал Алумов, несколько офицеров в отутюженной форме с георгиевскими ленточками в петлицах, в начищенных сапогах.

      Арестованных загнали в проходной двор, Алумов вынул список, зачитал фамилии семерых коммунистов. Подумав секунду, назвал и Тихона. Их подвели к кирпичной стене, остальным Алумов объявил:

      – Волей, данной мне командованием Северной Добровольческой армии, я освобождаю вас, как людей, преступно обманутых большевиками…

      – Ступайте прочь! – гаркнул пристав. – Господа офицеры! Кто желает исполнить приговор?..

      От ворот подошли человек десять, встали напротив неровной шеренгой. Михаил Алумов спокойно курил в стороне.

      – Эх, Тишка!.. Видать, отплясали мы с тобой кадриль, – горько выдавил Иван Алексеевич.

      «А ведь верно я тогда угадал, – припомнил Тихон разговор с Лобовым об ограблении кассы Заволжских мастерских. – Инженер-то давно с контриками…»

      – Жаль, не успели Алумова на чистую воду вывести, – задохнулся он от смертной, отчаянной тоски.

      – Это другие сделают… После нас…

      Офицеры защелкали затворами винтовок. Какой-то шум заставил их оглянуться назад. Тихон поднял голову и увидел: во двор, смяв стражу у ворот, ворвалась толпа рабочих и работниц из мастерских, матери и жены арестованных. Тихону кинулись на грудь сестра и мать, заголосили обе. Офицеры растерялись, женщины хватали их за винтовки, за ремни.

      К Михаилу Алумову пробрался старик Дронов – на кончике носа очки в железной оправе, голос неприятный, словно напильником по жести:

      – Ты что же, инженер, делаешь, стервец? – подступил он к опешившему меньшевику. – Когда у них, большевиков, власть была, они в тебя не стреляли. Если виноваты в чем – судить их надо, по закону. Или у твоей власти законов нет? Тогда это не власть, а банда…

      – Уйди от греха, старик, – пригрозил Алумов.

      – А мне бояться нечего, я свое прожил, – хрипел Дронов. – Вот ты, паршивец, бойся. Как же потом править нами будешь, если с убийства начинаешь?..

      Алумов кусал губы. А толпа прибывала, шумела, требовала. Конвоиры пытались оттащить арестованных от родных, но безуспешно.

      – Бабы! Уйдите! Всех ар-рестую! – кричал пристав Зеленцов.

      К Алумову подскочил тощий офицер в надвинутой на глаза фуражке. Что-то зашептал, показывая на толпу. Алумов недовольно морщился, но офицер упрямо бубнил свое.

      И меньшевик пошел на попятную.

      – Граждане! – обратился он к толпе. – Обещаю вам, что большевики будут осуждены по закону, по справедливости. Мы сейчас же отправим их в штаб Северной Добровольческой армии. Во избежание кровопролития прошу разойтись.

      Арестованных опять вывели на набережную. Как ни пугал Зеленцов,