Последний рейс «Фултона». Борис Сударушкин

тебе так стрельну – всю жизнь примочками будешь пользоваться! – Громов легонько отстранил часового, влез в вагон.

      Члены штаба уставились на него, как на выходца с того света. Думали – погиб комиссар. А он живой и даже усмехается, заметив карту на столике, над которой склонились они с карандашами в руках.

      – Я, товарищи, коротко. Сейчас мы отбили артиллерийские склады. Пакгаузы с продовольствием тоже у нас. Вот-вот прибудет подкрепление из других губерний, а командиры города не знают. Предлагаю всем членам штаба взять по отряду – и в наступление.

      – Надо приготовить паровозы и вагоны, – говорят военкому.

      – Зачем?

      – На случай отступления. Такими силами станцию не удержать.

      – Отступать не будем! Я поставил возле паровозов часовых, приказал стрелять, если кто сунется. Надо сейчас же захватить. Городской вал…

      – Планы у тебя – прямо наполеоновские, – протянул один из членов штаба. – Если отступать не будем – дай бог вокзал удержать…

      Убедил военком – станцию не сдали. Но Городской вал штаб решил не занимать. Спохватились поздно – на нем залегли мятежники с пулеметами. Дважды пытались красноармейцы столкнуть их с вала – и безуспешно.

      Угрожая станции, рядом загорелась спичечная фабрика Дунаева. Надо было подавить огневые точки противника. Военком забрался на топливный резервуар возле штаба, навел бинокль на Владимирскую церковь. На колокольне разглядел пулемет.

      – Ох, сукин сын, ведь поп засел! – ругался военком. – Откуда у него, патлатого, понятие в пулеметном деле?..

      На Сенной площади увидел серые шинели, щитки пулеметов. Мятежники явно готовились к наступлению на станцию, а подкреплений еще нет. Правда, нашлось несколько артиллеристов.

      Трудное решение принимал комиссар – там, на углу Пошехонской и Угличской улиц, где собирались серые офицерские шинели, в двухэтажном кирпичном доме под зеленой крышей – его жена, которая должна была этой ночью родить. А медлить нельзя, надо разогнать офицерье, пока оно не ринулось к станции.

      Внизу, у самого резервуара, артиллеристы ждали его приказа. Батарея из трехдюймовых орудий вытянула стволы в сторону Сенной площади, дома под зеленой крышей.

      – Огонь! – скомандовал военком.

      Артиллерийский залп распорол небо, и на город обрушился гром.

      Никто не заметил, как, прежде чем опять посмотреть в бинокль, военком на секунду закрыл глаза. Открыв их, увидел в окулярах «цейса» бегущих назад, за церковь, офицеров с поблескивающими погонами, а возле двухэтажного дома на углу – вырванный снарядом, искореженный кусок зеленой крыши.

      Передышка была обеспечена…

      Только Громов спустился с наблюдательного пункта, красноармейцы подвели к нему мужчину в купеческом картузе, в грязной холщовой рубахе без пояса, в пыльных сапогах.

      – Товарищ военком! Задержали подозрительного. На путях околачивался…

      – Ланцов?! – удивился комиссар. Он уже знал о предательстве заместителя начальника