Эльфы и их хобби (сборник). Олег Дивов

мелодию, глаза разгорелись; и тут же он сотворил из бисера колодец, и дорогу, и птиц, щебечущих по жаре. Песня стала громче, и Сопляк, разинув рот, увидел, как Лина, не спеша и будто невесомо, ступает по дороге. Только… нет, не Лина это. У нее лицо было тоньше, будто прозрачней, и волосы по плечам струились серебряные, и вся она будто источала свет. Не Лина – а оставленная бог знает где зазноба Лиадана, судя по тому, как парнишка на нее уставился. Остроухий вглядывался в картинку, пока она не источилась, кажется, даже разговаривать пытался. И повеселел; а остальные отворачивались, будто они с Лиаданом делились тем, что для чужих глаз не предназначено.

      Энвеля не спрашивали о человеке. Взглядами – да, он без труда читал все, о чем они хотели бы узнать. Но словами – не решались.

      Человек был им нужен. Они это и сами знали, все видели, как он помог Лиадану. Энвель будто вертел чужого в пальцах, как последнюю бисерину, зная уже, что непременно найдет для нее место, и узор сложится наконец, и выйдет настоящим. В человеке была сила. Энвель не мог распознать ее природу, но чувствовал, как и людскую магию. Простую, напористую, неостановимую энергию жизни, заточенную в таком непрочном теле на такое короткое время.

      При дележке Сопляку достался один из эльфийских поясов, и теперь он выковырял оттуда бисер, чтобы добавить эльфам – их запасы истощались. Но не успел – снова приехал южанин. Сопляк рассказывал об игре долго, тщательно, пытаясь передать словами все, что видел и строил, – а это было нелегко. Он выдохся, закончив рассказ. Южанин сузил глаза:

      – И?

      – И все, вашродие, – пробормотал Сопляк. – Вроде я все запомнил.

      – Это что ж, – медленно проговорил тот, – ты хочешь, чтоб я поверил, будто они тут в бирюльки играют? Замки воздушные строят?

      – Простите, – смутился Сопляк. – Я вам все рассказал. Больше не было ничего.

      – Что они хотя бы говорили?

      – Почти ничего, вашродие. Они не разговаривают, когда играют.

      Потому что зачем слова, когда есть музыка и мосты, и Лина, бредущая по летней дороге?

      Реваз качал головой, будто не верил:

      – Замки, значит… Ты кому тут лапшу на уши вешаешь? Ты видел, как горела Дун Лиместра? Не видел? Повезло…

      Он махнул рукой:

      – Верно говорят, все вы, эйре, одним миром мазаны. Надо было ожидать, что ты вздумаешь их покрывать…

      – Я вам рассказал все, что было. Ну вот я скажу, мол, они заговор против Цесаря готовят. Только это ж неправда…

      Южанин поглядел на него, и Сопляк понял: сейчас его повезут в город. И там он выложит про эльфов все, и к заговору еще что-нибудь присовокупит.

      – У них и сил-то осталось только на бисер, – сказал он отчаянно.

      Реваз долго молчал. Ковырял веточкой в зубах.

      – Может, ты и прав. – У Сопляка чуть отлегло от сердца. – Может, все дело в силе. Вот они тебя, дурачка, за стол с собой и посадили. Чтоб силу из тебя тянуть, пока к своей доступа нет. А ты и обрадовался…

      Сопляк сглотнул. Он вспомнил, как они оживились,