Эльфы и их хобби (сборник). Олег Дивов

тех пор он никого из них не трогал.

      Раз у Сопляка хватило глупости спросить – куда их везут на самом деле. Южанин хмыкнул, глаза его сразу будто выцвели, стали скверными:

      – Куда… На кудыкину гору, собирать помидоры. Пусть потрудятся на благо Державы…

      Так и уехал. Сопляк больше ничего не спрашивал.

* * *

      Когда забрали Терновников и Виноградников, в башне будто стало пусто. Хотя их все равно оставалось куда больше, чем эльфы способны выносить.

      Возможно, в этом их расчет, думал Энвель. Они приучат нас спать вповалку, бояться смерти и использовать темную магию. И не будет больше эльфов, ведь то, что останется, – это будем уже не мы…

      Он лежал и смотрел в стену; огонек свечи колыхался, и на камне играли блики и тени. Одна из теней, с лютней в руках, подошла поближе, присела рядом.

      – Сколько ты уже не был в Спокойной роще, брат? – спросила тень. – Ты носил повязку, тебе есть кого там навещать…

      Энвель махнул рукой.

      Где-то за заколоченными окнами ночная птица кричала: «Кто ты, кто ты, кто ты?»

      Мне бы знать…

      – Кого из нас там не ждут, скажи мне? Но отсюда невозможно уйти.

      Он пытался вырваться – закрыть глаза, отправить душу в другие миры. Но постоянно что-то мешало – говорок охранников, чужие шаги, стоны младших, которых пути сна опять выводили к разрушенному городу. Даже треск свечей стал его раздражать.

      – Из-за того ли ты не ходишь в Рощу… или из-за тех, кого боишься там встретить?

      – Я не эльф, – сказал он тени. – Мы должны быть бессмертны, помнишь? Мы должны быть веселы и холодны… Мне холодно, Ривардан, но мне не весело…

      – Раз уж мы проиграли, все, что нам осталось, – это умереть с достоинством…

      Бард говорил, как ему и полагалось, и сопроводил свои слова печальным мотивом. Но прав был Гаэль – как бы они ни умерли сейчас, это будет означать поражение.

      Лиадан, самый младший из них, стоял, зажмурив глаза, в единственном лунном луче, пробившемся сквозь доски; стоял с протянутой рукой.

      Энвель позвал его; тот обернулся с виноватой улыбкой. Протянул на ладони горсть серебряных бусин, выпрошенных у луны.

      Энвель только вздохнул.

      Лиадан из дома Утесника; родился уже после Заката. Он не виноват в глупости и тщеславии старших, которые проглядели человека. Его род прибыл с моря, чтоб сражаться, и Лиадан, помнящий соленый ветер и бесконечность на горизонте, труднее, чем остальные, переносил неволю. Он высох, как сохнут водоросли на солнце, дышал с трудом, будто рыба, вытащенная на песок.

      – Старший, – не выдержал он, – правда ли то, что говорят люди: мы отправимся на море?

      Энвель положил руку ему на плечо. Сил нет, отдавать почти нечего…

      – Что ты видел во сне? Море?

      Он дождался легкого кивка, и понял, что младший лжет. Но когда его имя назовут, он пойдет за людьми с радостью. Любая дорога для него теперь – дорога к морю.

      Этой ночью Энвель слышал волну. Мощная,