Эльфы и их хобби (сборник). Олег Дивов

не вернется, и что сухие грозы больше не будут пылать над горным хребтом. И Ганка даже улыбнулась сама себе: глупый эльфенок, он все выдумал из мести, чтобы напугать ее, чтобы она бегала за ним и просила, чтобы он посмотрел в этом своем волшебном сне наяву – нету ли опасности? А она и поверила – как дура. В рассеянности она бросает взгляд на плетень и останавливается с открытым ртом.

      Потом осторожно снимает с жердины рыжий волос – вдвое длиннее ее, Ганкиной, ладони.

* * *

      – Матуся!

      Мать смотрит подозрительно – Ганка в последнее время чудит. Это томится и зовет ее созревшая плоть, думает мать, вон как вытянулась девка, и, пожалуй что, красавицей стала. Надо бы ждать сватов, но у Ганки теперь дурная слава, как знать, придут ли сваты? Придется на сторону отдавать. Чужакам отдавать придется, а наша кровь с чужой плохо смешивается… И ведь вроде никому не говорила Ганка про эльфенка, а все откуда-то знают. Не иначе отец Маркиан разнес повсюду. Лихорадка побери эти создания леса, они умеют задурить девке голову, умеют заворожить, даже и святой хрест не помогает. Встретишь такого вот – белого, золотого, улыбнется он – и пропала девка. Хорошо их в последнее время меньше стало. Может, и совсем не останется.

      – Что это у тебя, доча?

      Ганка разжимает кулак.

      – Матуся, – говорит она быстро-быстро, – он показал мне дерево, оно все сверху ободрано было, вот те хрест, матуся, и волос длинный, и он тоже мне его показал, а потом спрятал, я говорю – дай сюда, а он не дает, и я спросила Романа, а может тролль с гор спуститься, а Роман сказал, нет никаких троллей, это все выдумки, а я говорю, раз эльфы есть, то как и троллям не быть, и они все людоеды, а Роман сказал, отстань, коза, а ночью кто-то ходил вокруг дома, ходил-ходил, а я утром встала и вот оно что… на плетне висело. Он, что же, получается, вокруг нашей хаты ходил? Что же это делается, матуся?

      Мать молчит, и только бледнеет, так быстро, что глаза кажутся совсем черными – и очень большими.

      – Ты-то мне веришь? – с тоской спрашивает Ганка.

      – Верю, – сухо говорит мать.

      – И вовсе я тогда ничего не накликала. Само так получилось.

      – Знаю, – эхом откликается мать, – само так получилось.

      Мысли ее заняты чем-то другим. Потом она решительно говорит:

      – Иди в хату. И дверь заложи. И носа на двор не кажи, поняла?

      – Поняла, матуся. А что…

      Та коротко махнула рукой, показывая Ганке, чтоб та заткнулась.

      – И Василя никуда не пускай. И меньших. Даже на двор не пускай. Ясно?

      – Ясно… А что…

      Мать, отстранив ее, сняла с гвоздя кунтуш, торопливо натянула его и накинула на голову платок.

      – Ты куда, матуся?

      – До отца Маркиана, – мать вздохнула, – куда ж еще?

      – Так что, выходит, есть тролли?

      – Есть, есть, – мать протиснулась мимо Ганки, кисть платка мазнула Ганку по лицу, – как не быть.

      И, уже у двери, так что Ганка едва разобрала:

      – Обещал вернуться,