Вишенки в огне. Виктор Бычков

со стариком, грубо подняв его с кушетки, буквально сбросив на пол.

      – Aufstehen! (Встать!) – расставив ноги, навесив кисти рук на автомат, немец с презрением смотрел, как поднимался священник.

      – Schnell! Schnell! (Быстро!)

      Батюшка выпрямился, оправил одежду, стряхнул невидимую пыль, и только после этого взглянул на солдата.

      И столько презрения, ненависти и гнева было во взгляде священника, что солдат отступил шаг назад, взял автомат на изготовку.

      – Gehen, gehen! – повернул батюшку, подтолкнул автоматом в спину.

      Во дворе матушка Евфросиния кинулась к мужу, обхватила руками.

      – Куда ж они тебя, отец родной? Я – с тобой! – решительно сказала старушка, встала рядом с мужем.

      – Fort! (вон!) – солдат грубо оттолкнул женщину, что та не удержалась, упала на землю, поползла вслед.

      – Ты что делаешь, антихрист? – священник с кулаками кинулся на солдата, но тот лишь вдруг громко рассмеялся, с силой усадил старика в коляску.

      Мотоцикл остановился у здания бывшей средней школы.

      Комендант, высокий стройный светловолосый майор Вернер Карл Каспарович, великолепно говорил по – русски, вышел навстречу батюшке, взял под локоть, повёл в кабинет.

      – Не удивляйтесь, святой отец, – приветливая улыбка застыла на лице коменданта. – Я родился и вырос в Санкт-Петербурге, так что…

      – А помимо русского языка там не учили вежливости? – отец Василий ещё не мог прийти в себя после столь бесцеремонного обращения солдат с собой и матушкой Евфросинией. – Я тоже имел честь учиться в этом святом граде. Воспитанные люди уважают стариков и в России, и в Германии, не так ли?

      – Простите! Что поделаешь? Победители ведут себя чуть-чуть не так, как побеждённые. Чуть-чуть иначе. Или вы со мной не согласны? Тем более – солдаты. Что с них возьмёшь? Знаете ли, победный дух пьянит, вы не находите?

      – Вы о каком победителе, милейший, ведёте речь? Кто здесь победители? – не сдержался, несколько в грубоватой форме переспросил священник.

      – О – о! А вы, батюшка, смелый человек. Правда, на вашем месте я бы не стал делать столь опрометчивые заявления.

      Комендант встал, прошёлся по кабинету, остановился у открытого окна.

      По улице два солдата вели корову; проехал мотоцикл; где-то прогремел сильный взрыв, эхом отозвался в пустых стенах бывшей школы, замер, растворился в летнем мареве.

      Отец Василий продолжал сидеть, внимательно наблюдая за хозяином кабинета. Начищенные до зеркального блеска сапоги майора поскрипывали при каждом шаге, впечатывали каждое слово в сознание гостя, возведя их в ранг истины в последней инстанции.

      – Вы – очень смелый человек, но это не даёт вам право даже опосредовано сомневаться в нашей победе, в победе великой Германии. Вас могут неправильно понять. Вам не страшно? – майор повернулся к гостю, глянул пронизывающим насквозь взглядом. Его голубые, с холодным блеском, глаза, застыли на лице священника. Офицер стоял, слегка покачиваясь на носках.

      Батюшка