Вишенки в огне. Виктор Бычков

райцентр, да не возникла возможность бежать.

      В забор, что вокруг тюрьмы, попала бомба, проделало взрывом брешь. Конвой попрятался, так арестанты – кто куда. И Петро тоже. Правда, никто не кинулся следом, не ловили.

      А потом немцы заняли райцентр почти без боя, а дальше – пришёл Петя на свою родину, в Слободу, поселился в родительском, ещё от дедушки остался, доме. В деревне легче будет выжить, переждать лихолетье. Как-никак, а огород, сад и всё такое…

      – Я зачем-то зашёл к вам, батюшка? – Сидоркин нервно мял в руках шапку. – Не знаю даже, как начать, с чего.

      – А что первое на ум пришло, то и говори, – пришёл на помощь священник. – А там видно будет: что главное, а что второстепенное.

      – В полицию собрался. На службу к немцам, – произнёс чеканными словами, будто боясь остановиться, не досказать до конца.

      – Так-так, я слушаю, – отец Василий усилием воли сдержал себя, не показал удивления, хотя далось это с трудом. – Что так? Другой работы нет?

      – Вы меня неправильно поняли, батюшка, – Пётр всё же смело глянул в глаза собеседнику, заговорил быстро, стараясь убедить в своей правоте, в правильно выбранном занятии.

      – На меня все смотрят, как на врага народа. Но я не враг!

      Понятно? Не враг! И вы это знаете. Но меня сажали в тюрьму, не брали на работу в мирное время, не возьмут и в свою компанию уничтожать врагов, немцев бить на моей земле вот сейчас. Я знаю, что организовываются партизанские отряды в округе. Но меня опять не возьмут с клеймом врага народа. А как мне быть? Так и сидеть, молча смотреть, как уничтожают моих земляков, издеваются над ними, топчут мою землю?! Но я не такой, отец Василий! Слышите, я не – та-кой! Я буду бороться, бороться, сколько мне хватит сил, буду уничтожать немецкую сволочь!

      – А почему полицаем, Петя? – батюшка, как и прежде, старался сохранять спокойствие. – Что, другого способа нет?

      – Я всё обдумал, батюшка. Всё обдумал. С моей биографией мне легче устроиться к ним на работу. И уничтожать их буду изнутри, их оружием. Мне так проще будет. У меня сейчас нет ни оружия, ничего. Только желание и страшная ненависть к врагу. И всё.

      – А я причём? – и на самом деле отец Василий так и не понял своей роли в этом деле. – А я причём? – повторил свой вопрос.

      – Благословите, батюшка. И будьте единственным свидетелем истинного лица полицая Сидоркина Петра Пантелеевича. Я знаю, что будут думать, и как ко мне будут относиться родные и знакомые. Но вы знайте правду. Я – не враг. Я – патриот! Я люблю свою Родину. Об этом будет знать только один человек – вы, батюшка. Так безопасней для меня, надёжней, никто не выдаст. А уж я сам…

      – Обиделся, значит, – тихо спросил отец Василий, положив руку на плечи собеседнику.

      – Да, и обида есть. Но я докажу, что я – не враг!

      – А как же родные в Вишенках? Насколько я знаю, отец твой ушёл добровольцем, а мама и сестра? Как они отнесутся к такому решению? Как жена, дети?

      – На вас уповаю, батюшка. Будьте тем связывающим звеном, что удерживает