Белый, красный, черный, серый. Ирина Батакова

и справедливости! Слышишь? Слышишь роковой этот рокот и скрежет великого горизонтального колеса? Чуешь? Чуешь этот воздух – свежий, грозовой, электрический воздух свободы? Это – Хаканарх, его поступь и дыхание! Это – буря, в черных тучах закипающая буря народного терпения и слез. Сегодня разразится она молниями и ливнями – и закрутится ураганными вихрями – и сметет всю неправду, на длинных ходулях которая извеку ходит над нами и топчет нас. И грянет за ней война великая, страшная, последняя брань между небом и землей, как обещали нам старцы. А за войной придет голод людоедский. Но и война, и голод будут нам во спасение – как сказал схиархимандрит Христофор: «если не будет войны, то плохо будет, все погибнут. А если будет война, то недолгая, и многие спасутся, а если не будет, то никто не спасётся»…

      – Что за…

      Леднев разорвал листовку на мелкие кусочки и бросил в корзину.

      Никогда, ни на секунду он не забывал про встроенную в линзу камеру: все, что он видит, – видят и они. Дурманы. Невидимки.

      Но каков слог! И что-то в нем неуловимо знакомое. Эта пышная кровожадная лексика, эти синтаксические инверсии, которые вдруг ломают весь речевой строй, из-за чего кажется, что текст написан роботом… Ну, конечно! Это же типичный образчик государственной литературной компьютерной программы «Русский стиль». Никакие анархисты не стали бы так изъясняться. Тем более, хакер-анархисты. Они говорили бы на языке молодежи, на этом гнусном чечено-китайско-старорусском волапюке, которым пользуется поколение Глеба.

      – Дмитрий Антонович, поступил новый запрос на прием, – сказала стена.

      – Что там?

      – Консультация. Клиентка – Семицветова Анна Игнатьевна.

      – Когда она хочет?

      – Сегодня.

      – Ну, так назначь ей. Согласуй там с графиком. У меня, вроде, как раз два окна сегодня, – он переоделся в медицинский халат.

      – Система приведена в готовность, – сообщила стена. – Дмитрий Антонович! У вас очень грязные туфли. Включить антисептик?

      – Включи. Включи, дорогая, – пробормотал Леднев, закидывая руки за голову и прикрывая глаза.

      Зачем она притворяется заботливой женой? К чему эти фразы про туфли? Антисептик включается автоматически, как только надеваешь халат, – каждый дурак это знает. Но они зачем-то поставили мне эту пошлую программу «женская забота», которая задает кучу бессмысленных «человеческих» вопросов.

      Слава богу, систему хирургического ассистирования он сам отрегулировал с установщиком – и сделал ее максимально молчаливой, никакой симуляции эмоций, кроме чрезвычайных ситуаций, когда роботы обязаны вопить о неполадках.

      Леднев включил режим «контроль», прошел из приемного кабинета в смотровую и оттуда, через дезинфекционную камеру, – в операционную. Все ассистенты были на местах. Анестезиолог – многосуставная клешня на колесах – загружал в себя патронташ из шприц-тюбиков. Зеленым светом мигала беспроводная липучка-анестезистка, настраивая программу пульса. Жужжали дроны-медсестры. Еще одна клешня – разветвленная