Икона. Джорджия Бриггс

мне нравятся эти, – сказала я, схватив коробку с полки. Посмотрела на цену: не очень дорого.

      – Точно? В этих часах даже нет встроенного будильника.

      – Мне нравятся эти.

      Дедушка забил гвоздь в стене, прямо над моей кроватью, и повесил часы. Ночами я лежу тут, свернувшись калачиком, и слушаю громкое тиканье часов. И я не думаю о тишине, по крайней мере, не так много… Кейт посапывает во сне.

      Пасха

      Я всё ещё лежу под кроватью. Так долго, что описалась, совершенно испортив белое платье. Но я по-прежнему не вылезаю из-под кровати. Я сжимаю тот деревянный предмет, который мама сунула мне в руку. Я даже не знаю, что это такое, но я сжимаю это так крепко, что больно пальцам.

      Папин телефон начинает жужжать. Он, скорее всего, упал с тумбочки, потому что я вижу, как он светится на полу, в нескольких шагах от меня. Буквы складываются в имя «Марк».

      Мистер Лиакос. Папин друг и чтец в нашем храме.

      Я отпускаю деревянный квадрат, подтягиваю телефон под кровать, поближе. Он всё ещё звонит. Я провожу пальцем по экрану. Шепчу: «Алло».

      – Алекс? – пробивается ко мне голос мистера Лиакоса, такой маленький и словно укутанный в мягкий шарф.

      Я чувствую, как по моим щекам бегут слёзы.

      – Алекс, алло!

      Заставляю себя произнести хоть что-то.

      – Это Ефросинья.

      – Малышка, я могу поговорить с папой?

      Слёзы начинают катиться неудержимо. Я уже просто реву в телефон.

      – Ефросинья, малыш, а папа рядом? У вас всё в порядке?

      – Я боюсь выйти, – плачу, – я боюсь! Я не хочу вылезать отсюда. Я думаю, что я только одна…

      – К вам приходили? Деточка, расскажи, что там у вас случилось?

      – Были мужчины с ружьями, и мама сказала, чтобы я спряталась под кровать, а папа пошёл, и я слышала выстрелы, и я думаю, что только я… я…

      – Так, оставайся на месте. Я скоро буду.

      – Хорошо, – проскулила я.

      Экран вспыхнул ещё раз, прежде чем телефон отключился. И я опять осталась в темноте. Я просто лежу и стараюсь ни о чём не думать.

      Внезапно я чувствую движение в доме. Кто-то идёт по коридору прямо к спальне. Вижу голубой свет на полу, он перескакивает через какие-то тюки, свёрнутое одеяло, игрушки Хёрши.

      – Ефросинья, – до меня доходит голос мистера Лиакоса. Щелчок, и комнату заливает свет. Жёлтое свечение кажется болезненным. Снаружи по-прежнему темно.

      Появляются блестящие чёрные туфли мистера Лиакоса. Церковные туфли. Он опускается на колени, чтобы найти меня под кроватью. Я всё ещё боюсь пошевелиться.

      – Где ты, малыш?.. Ты как, в порядке?

      Я киваю.

      – Ты можешь вылезти оттуда? Здесь опасно оставаться, нам нужно уезжать.

      Я начинаю выползать из-под кровати, как червячок. Я вся в пыли, платье на мне холодное и мокрое.

      Мистер Лиакос подаёт мне руку, помогает встать. Смотрит на предмет, который я всё ещё сжимаю в руке.

      – Вот за это сейчас ты только и можешь держаться, – шепчет он. Берёт зелёное одеяло с родительской кровати и закутывает меня в него. Потом приседает